я попросил денег, которые принадлежали мне, но не подумал о том, как они были получены. Вопрос старого Тома вызвал в моем уме жестокие воспоминания, и я вздрогнул, когда во мне воскресло все. Я смутился, не захотел ответить и только повторил:
— Будь спокоен, деньги мои.
— Да, Джейкоб, но как вы достали их? — повторила м-с Бизли. — Вы должны сказать, как такая большая сумма попала в ваши руки.
— У Джейкоба, вероятно, есть причины не говорить этого, миссис, — сказал старик, — может быть, тог, кто дал ему денег, велел держать язык за зубами.
Но этот ответ не успокоил старуху.
— Том, сейчас же отдай деньги, — сказала сна, подозрительно поглядывая на меня.
Том положил их на стол передо мной.
— Возьми, Том, — сказал я, вспыхнув. — Я получил эти деньги от матери.
— От твоей матери, Джейкоб? — спросил старый инвалид. — Если память меня не обманывает, это маловероятно… А впрочем, все может быть.
— Ну, это мне совсем не нравится, — закричала м-с Бизли. — О Джейкоб, это, наверно, неправда!
Я вспыхнул до ушей, огляделся и увидел, что все, даже Том младший, смотрят на меня подозрительно.
— Я не думал, — сказал я наконец, — надеясь подарить вам эти деньги, что это сделается для меня источником неприятностей. Я вижу, что меня подозревают в нечестности, во лжи. Неудивительно, что миссис Бизли может думать так: она меня не знает. Но вы, — продолжал я, обращаясь к старому Тому, — или ты (я взглянул на его сына) тоже подозреваете меня, и это жестоко обидно. Я не ждал недоверия с вашей стороны. Повторяю, что эти деньги мои, честно мои, и получены мною от матери. Я спрашиваю вас, верите ли вы мне?
— Верю, Джейкоб, — сказал молодой Том, ударив кулаком по столу. — Не понимаю, но верю, зная, что ты никогда в жизни не лгал и не делал ничего нечестного.
— Благодарю тебя, Том, — сказал я и пожал его протянутую руку.
— И я клянусь в том, что это правда, Джейкоб, — сказал старый инвалид, — хотя прожил на белом свете дольше, чем мой мальчик, и видел больше, чем он. К сожалению, на моих глазах многие порядочные люди делали дурные поступки. Когда я увидел, как ты покраснел, я тебя заподозрил немножко; прости же меня, Джейкоб, потому что, глядя на тебя теперь, никто не мог бы сказать, что ты виноват в чем-нибудь. Я верю тебе вполне.
— Но почему же не сказать? — пробормотала старая Бизли, покачивая головой и работая над сетью скорее, чем обыкновенно.
Я решил сказать все и передал все обстоятельства, при которых были получены деньги. Но мне было тяжело. Я чувствовал унижение, чувствовал, что лично для себя никогда не взял бы этих тридцати фунтов. Мой рассказ уничтожил сомнения м-с Бизли; деньги были приняты старой четой.
— Джейкоб, — сказал Том, — ты знаешь, как искренне я благодарен тебе. Если бы у меня были деньги и они понадобились тебе, верь, я отдал бы их. Но ты дал много денег, и я постараюсь отложить эту сумму на тот случай, если тебе понадобятся средства.
Я недолго оставался у старого Тома: подозрения задели мою гордость. И хорошо, что все это не случилось до моей встречи с м-с Драммонд и Сарой, не то, пожалуй, примирения не произошло бы.
ГЛАВА XXXIII
Я пожал руку Тому, который, видя, что я обижен, проводил меня до ялика и предложил отправиться со мной до Фулгама, а потом вернуться домой пешком. Но мне хотелось побыть одному. Стояла чудная лунная ночь, и широкие, залитые светом пространства воды и ночная тишина необыкновенно соответствовали моему настроению. Я греб по реке, переживая все, что было в этот день. Так я прошел за мост Петни, забыв, что моя пристань близко, и, задумавшись, продолжал грести дальше. Вдруг мысли мои были нарушены звуками смеха и разговора; шумели, по-видимому, пьяные. Они сидели в четырехвесельном ялике и плыли вниз по реке. Я прислушался.
— Говорю вам, я могу играть веслом, как угодно, — сказал человек, сидевший на носу, — смотрите!
Он вынул весло из уключины, подбросил его в воздух, но не поймал его на лету, оно ударилось о дно лодки и пробило две доски кое-как выстроенного ялика, и он немедленно наполнился водой.
— Эй, лодочник! — закричал гребец, заметив меня. — Скорее, тонем!
Ялик погрузился в воду почти до краев раньше, чем я успел подойти к нему, а в ту минуту, когда я очутился подле него, он перевернулся
— Помоги мне первому, я главный конторщик! — закричал слишком хорошо знакомый мне голос. Я протянул весло утопающему, и он скоро уцепился за борт моего ялика. Потом я постарался поймать человека, который пробил веслом лодку, но тот сказал:
— Их слишком много, мы потопим ялик. Я выберусь на берег. — И, исполняя свои слова, он с полным самообладанием, несмотря на платье, быстро и ловко поплыл к берегу.
Я выловил еще двух барахтавшихся в реке и думал, что все спасены, но, оглянувшись, увидел блестевшее в ярких лучах луны круглое и хорошо памятное мне лицо глупого младшего клерка, который когда-то так дурно поступил со мной; он изо всех сил старался удержаться на поверхности. Я подвинулся к нему и, перевесив весло, дал ему схватиться за него; вскоре он вместе с остальными тремя держался за борт ялика.
— Возьмите меня в лодку, возьмите, яличник, — крикнул старший конторщик, голос которого я узнал.
— Нет, вы перевернете ялик.
— Хорошо, возьмите только меня; оставьте других. Я главный конторщик.
— Не могу сделать этого; держитесь за борт, — ответил я, — пока я догребу до берега, это недолго.
Следует сознаться, что мне было приятно держать его в воде. Конечно, я мог взять их всех, хотя и с некоторым риском: благодаря испугу они могли перевернуть лодку. Я двинулся к пристани, и мы скоро были подле нее. Человек, который предпочел плыть один, опередил нас и ждал остальных на берегу.
— Вы достали всех? — спросил он.
— Да, сэр, кажется; их здесь четверо.
— Полный комплект, — ответил он, — и больших мошенников никто никогда не вылавливал! Но все равно: благодаря моей глупости они чуть не утонули, а потому я рад, что вы спасли их. Моя куртка на дне, и я в другой раз отдам свой долг.
— Благодарю вас, сэр, но платить не нужно; это не настоящее катанье.
— Тем не менее скажите нам ваше имя.
— Спросите мистера Ходжсона, главного конторщика, или малого с полнолунием вместо лица, они знают мою фамилию.
— Что вы хотите сказать, яличник? — ответил Ходжсон, дрожа от холода.
— Какой дерзкий малый, — проворчало полнолуние.
— Если они знают ваше имя, то не скажут его, — заметил пловец. — Я назову вам себя: я лейтенант Уилсон, офицер флота. Теперь скажите вашу фамилию, а также подле какого схода стоите вы?
— Меня зовут Джейкоб Фейтфул, сэр, — ответил я, — попросите ваших друзей сказать, когда их зубы перестанут щелкать, знают ли они меня.
Услышав мою фамилию, конторщики поспешно ушли, лейтенант же, сказав, что я еще увижу его, тоже простился со мной.
— Если вы думаете дать мне денег, сэр, откровенно скажу вам, что я их не возьму, — проговорил я, видя, что он хочет уйти. — Я ненавижу этих двух людей за то, что они жестоко оскорбили меня, но мне приятно, что я их спас, и лучшей мести я не желаю. Итак, прощайте, сэр.
— Правда, это чудесная месть. Хорошо же, я не приду, но если мы когда-нибудь снова встретимся, я не забуду этой ночи и Джейкоба Фейтфула. — Он горячо пожал мне руку и ушел.
Несколько времени я стоял, ошеломленный всем случившимся в этот день. Примирение, ссора, месть. Я все еще раздумывал, когда послышался топот копыт. Этот звук заставил меня опомниться, я сел на весла,
