Публике смотреть воспрещается

Звучит конкретная музыка.

Эрве (подпевает). Вы!

Электроны.

Один в другом, один в другом,
Мы – электроны,
Один в другом, один в другом,
Мы против ионов!

Эрве. Совсем не так. Вчера, на репетиции, я просил вас, чтобы вы не считали себя электронами. Вы лезете вон из кожи чтобы влезть в кожу электрона, но у него нет кожи! Вы играете мне пьесу, в то время как я написал антипьесу! Вы говорите мне позитивным тоном текст, который я написал в отрицательном ключе! Я хочу создать негативный театр, театр за декорациями, театр под сценой, театр вне публики! Внетеатральную театральность! Яснее уже нельзя сказать. (Напевает мотив.) А! Забыл! Некогда было выучить наизусть!

Электроны.

Один в другом, один в другом,
Мы – электроны,
Один в другом, один в другом,
Мы против ионов!

Hиколь (по роли). «Дамы и господа!»

Габриэль. Что-о-о?… Что ты сказала?

Hиколь. Я сказала: «Дамы и господа».

Габриэль. Значит, ты атакуешь: «Дамы и господа!»?

Hиколь. А что, ты что-нибудь имеешь против?

Габриэль. Ты ей, ей дал «Дамы и господа»?

Эрве. А ты что, имеешь право собственности на «Дамы и господа»?

Габриэль. Да! И ты это прекрасно знаешь!

Кристиан. Пойдемте, электроны, это не для вашего возраста.

«Электрон ы» выходят.

Hиколь. Послушай, дорогая, я очень огорчена, что ты не пришла смотреть, как я репетирую, но когда ты приходишь, я совсем репетировать не могу. Тебе что ни сделай…

Габриэль (не слушая ее, к Эрве). «Дамы и господа», сразу после занавеса, в публику, как пощечина, этого не было в первом варианте, которым я в тебя запустила? Вспомни-ка!

Эрве. Очень возможно.

Габриэль. Это я тебе дала идею насчет «Дамы и господа»!

Эрве. Очень возможно!

Габриэль. Но я дала ее тебе для меня, а не для Николь!

Hиколь. Тогда забирай их обратно, твои «Дамы и господа»!

Габриэль. Го-о-о-ды! Годы напролет я мечтаю обратиться непосредственно к публике, как Софи Демаретс…

Николь и Эрве…в «Прощай, осторожность!».

Габриэль. И ты, Эрве, действительно распрощался с осторожностью! Ты же прекрасно знаешь, что это тебе так не пройдет! Что получишь по заслугам. Просто не понимаю, не понимаю! Признай же, что в этом нет логики! Объясни же мне наконец! Объясни же мне! (Мечется в ярости; обходит вокруг письменного стола.)

Все жмутся по углам.

Байар. Осторожно! Она становится опасной! (Он больше показывает это жестами, чем выражает словами.)

Габриэль. Ты меня прекрасно знаешь! Какой у меня характер! На что я способна! Поджечь декорацию, оскорбить публику! Все это я уже делала! В Голливуде я в таком же состоянии, как сейчас, чуть не сняла скальп с Юла Бриннера, которого, кстати, обожаю! А с твоей головой, Эрве, я не остановлюсь на полдороге! Так почему? Почему?

Николь. Родная моя, если бы ты раньше пришла меня послушать, ты сразу бы услышала: «Дамы и господа». Мы не прятались и не за твоей спиной «Дамы и господа» шептали! Но перед генеральной, естественно, уже слишком поздно!

Габриэль. Николь, ты играешь в этом театре только потому, что на то была моя добрая воля.

Николь. Нет! Потому что я – жена директора.

Габриэль. Ха-ха! Сама призналась! Проговорилась! Только, Николь, учти – дебютировать хорошо, когда тебе двадцать лет… а это не твой случай!

Николь. Не мой! Тогда покажи мне свой паспорт, если уж на то пошло!

Габриэль. И покажу! В моем по крайней мере нет подчисток!

Николь. О-го-го! (Достает свой паспорт из сумки, лежащей на письменном столе.) А здесь что – подчистки? (Призывает в свидетели Байара, стоящего к ней ближе всех.)

Тот внимательно рассматривает фотографию в паспорте.

Байар. Это вы – на фотографии? Какой-то херувимчик.

Габриэль. Ах – смеюсь! Ах – заливаюсь!

Hиколь. Видишь, Робер, видишь?! Меня больше узнать нельзя. С начала репетиций я постарела на