Двуликий любовник

— Я пришла, чтобы вернуть эту исповедь.

Она достала из сумки три тетрадки и протянула их Фанеке.

— Вам понравилось? — спросил он.

— Романтичный мальчик-акробат, уплывшая золо­тая рыбка... Очень милые истории, — ответила Нор­ма, — хотя вряд ли это происходило на самом деле.

— Это чистая правда, сеньора. Просто вы никогда ему не верили. Вы никогда не знали своего мужа.

— Пожалуй, вы правы, — сказала Норма.

— Да она сама себя не знает, — проворчал Валльс-Верду по-каталонски, враждебно поглядывая на Фане­ку. — Послушайте только, что эта дама сказала мне се­годня: идем, говорит, я познакомлю тебя с одним чар­него, это, мол, сплошная умора. Да уж, умора, нечего сказать. — Он фальшиво рассмеялся. — Это вы-то? Слегка преувеличено, знаете ли...

Норма перебила его ледяным тоном:

— Замолчи сию же секунду.

Валльс-Верду внезапно сник, и на его физиономии отразились смирение домашнего животного, стыд и такая собачья покорность, что захотелось дать ему пе­ченье или кусочек сахару. Фанека не обратил на этот спектакль никакого внимания и заговорил, обращаясь к Норме:

— Марес всегда был бедным мечтателем, сеньо­ра. — Он задумчиво покачал головой. — И с этим ниче­го не поделаешь.

— Не стоит его особенно жалеть, — вмешался Валльс-Верду, не глядя на Фанеку. — Он очень даже не­плохо жил на содержании у этой дурочки. — Распла­тившись с барменом, он добавил, обращаясь к Норме по-каталонски: — Пойдем-ка отсюда. Меня тошнит от этого вонючего чарнего. Давай шевелись!

Норма резко повернулась на табурете, взглянула на него с вызовом и прошипела сквозь зубы:

— Не смей мной командовать. Я остаюсь.

— Шлюха!

— А ты — болван.

— Знаешь что, прелесть моя? Можешь катиться ко всем чертям.

— Иди ты в задницу.

Валльс-Верду был вне себя. Привычный апломб слетел с него окончательно. Бледный от волнения, он сгреб со стойки сдачу, повернулся к ним спиной и вы­шел из бара.

— Ну и ну! Мне очень жаль, сеньора, — произнес Фанека.

— А мне нисколько, — ответила Норма. — Славный вечерок устроил мне этот сеньор!

Он осушил содержимое стакана одним глотком и за­думался, пытаясь сообразить, что же произошло у Нормы с этим жалким каталошкой скорее всего, они вместе по­ужинали, о чем-то поспорили, выпили где- нибудь в цен­тре или у друзей, а когда все закончилось и они оказались на улице, ей все еще хотелось развлечений, и тогда ей в голову пришла мысль: «Что, если навестить того чарнего с зеленым глазом?.» А этот тип, видно, что-то учуял, захо­тел повернуть по-своему и получил по заслугам.

— Знаете, я так и не нашла этот альбом Фу-Манчу. Его нигде нет, — сказала Норма. Она мягко улыбнулась и добавила другим тоном: — Забудем об этой сцене, это пустяк. Вся моя жизнь состоит из таких моментов... А пришла я просто затем, чтобы вы меня угостили рюмочкой, как обещали, — сказала она, беря пустой ста­кан. — А обещания надо выполнять.

— Сказано — сделано.

Все происходило именно так, как задумали Марес с Фанекой, но события развивались гораздо быстрее и целиком по ее инициативе. Не долго думая, она взяла Фанеку под руку, а когда он сказал, что Марес поджида­ет ее на улице, прячась в каком-нибудь подъезде, не вы­держала и расхохоталась.

— Так вы думаете, он выследил меня, когда я сюда шла? — спросила Норма.

— Я уверен, сеньора.

— Но это невозможно, ведь я на машине. По-ваше­му, это действительно был он?

— Клянусь вам, — ответил Марес.

— Пусть даже и так, в чем я сильно сомневаюсь, мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь поругал нам этот ве­чер... Как идет вам эта повязка на глазу!

— Ему, бедняге, наверное, очень тяжело, — задумчи­во проговорил он.

Норма встряхнула лед в стакане и сделала глоток, не отрывая глаз от Фанеки.

— Мы ничем не можем ему помочь, — сказала она спокойно, и в ее глубоком голосе послышались чувст­венные проникновенные нотки. — В конце концов, не наша вина в том, что с ним происходит, правда?

Фанека неподвижно смотрел на ее губы.

— Точно. Наверное, он думает, что мы хотим наста­вить ему рога.

— Кто его знает. — Норма широко улыбнулась и вдруг перешла на каталонский: — А вы что думаете на этот счет?

— Я весь к вашим услугам, сеньора, — ответил он по-испански.

— Все это очень забавно. У вас в пансионе есть что-нибудь выпить?

— Я припас бутылочку «Тио-Пепе».

— Чего же мы ждем?

Выйдя из бара на мостовую, она на миг замерла, любуясь сказочной картиной, в которую превратился в этот час перекресток улиц, сбегающих в разные сто­роны по склону в мертвенном свете фонаря.

— Так вот каков он, ваш квартал, — мечтательно произнесла она. — Мне нравится.

В ее голосе он уловил давно забытую интонацию послушной девочки, едва уловимую тоску по предмес­тью и приключениям, и тогда он наклонился к ней, словно желая защитить от темноты и призраков, мягко и нежно обнял ее за талию и повлек за собой в панси­он. Норма медлила; она подняла руку, обняла его за шею, касаясь повязки на затылке, и порывисто повер­нулась к нему лицом. Фанека потянулся к ней, его губы встретили ее рот, ее горячий подвижный язык, и он за­крыл глаза. Ее неповторимый запах опьянил и смутил его, он почувствовал, что его словно издалека будора­жат новые чувства, неизведанные переживания. Не­сколько секунд, которые показались ему вечностью, он не понимал, где он и кто он такой: его поцелуй был ни­чьим, словно все происходило где-то в неведомом краю, на полпути между желанием Мареса и смятени­ем Фанеки. В конце концов желание одержало верх, и во время этого долгого поцелуя на мостовой Марес как никогда рисковал выдать себя; в этот момент, вероятно в последний раз, в его голове пронеслось смутное со­знание того, кто он такой и что с ним происходит на самом деле — переодетый влюбленный безумец, пер­сонаж дикого, сумасшедшего фарса, задуманного им, чтобы овладеть этой женщиной. Поцелуй был долгим, маска потускнела, и сквозь нее на мгновение выглянул нищий уличный музыкант, который чувствовал себя жалким и беззащитным и думал только о том, не вы­даст ли его поцелуй. Как мог обжигающий язык Нор­мы, который сейчас неторопливо изучал его губы, из­вивался и терся о небо, скользил по зубам и деснам, как мог этот демонический язык не узнать рот, с которым он соприкасался так часто, и не развенчать подставно­го Фанеку?

Но робкое осознание себя кем-то иным быстро ми­новало; это была всего лишь последняя судорога его измученного, отверженного существа. Поддельный чарнего вернулся к жизни с новыми силами и мгно­ венно присвоил себе и поцелуй, и мысли, в которых не оставалось уже места страху и сомнениям. Фанека ощутил, как стихает сердцебиение, и узнал свой при­вычный пульс. Пять минут спустя они уже были в его комнате и, полураздетые, в темноте извивались на кро­вати. В открытое окно проникало болезненное мига­ ние сломанного фонаря на углу, и с каждой вспышкой их объятия на миг становились белыми и холодными. Норма обняла пылающую голову Фанеки и, пока он нежно разводил ее бедра, ласкала ее, грозя сорвать па­рик, испортить грим и развенчать всю его игру. В какой-то момент Фанеке стало жутко, но вскоре он вновь взял ситуацию под контроль. Потом у него отклеилась одна бакенбарда, он долго не мог найти ее и в конце концов нашарил на горячем лобке Нормы. Повязке на глазу тоже грозила опасность, пару раз она сползала и забивалась ему в рот. Из-за всех этих помех и задержек их соитие длилось долго, и Норма дошла до высочай­шего блаженства. Когда уверенность в себе оконча­тельно вернулась к нему, он лег на спину и посадил Норму сверху. Они держались за руки, их пальцы неж­но переплетались. Тая от наслаждения, Норма томно закидывала голову назад и что-то неразборчиво бор­мотала по-каталонски. Волна оргазма накрыла обоих одновременно, и в этот момент, находясь на вершине блаженства, он неожиданно