Монахи тут же перекрестились.
— Не кощунствуйте в храме, — покачал головой Егор. На верхней ступеньке появился Зарайский:
— По всему поселку разносится ржание лошадей. Чудовищный рев:
Все ринулись наверх, кроме Лебеды, который еще не мог ходить. С карабинами в руках они, пользуясь темнотой пересекли площадь и подошли к сараю, откуда слышался еще и писк, шорох. Ледогоров встал на четвереньки, Масоха — ему на спину, включил фонарь и заглянул в маленькое, выпиленное в бревнах окошко. Ему стало страшно. Полчища крыс громадных размеров пожирали поваленных на землю лошадей, разрывая их на куски, кровь брызгала во все стороны. Масоха выронил фонарь и спрыгнул.
— Вот она, ловушка! Их там тысячи!
— Кого?
— Крыс. Еще минута и от лошадей даже костей не останется.
— Где спирт? — спросил Моцумото у монахов.
— В сельсовете.
— Тащите сюда бочку. Кондрат, надо принести из сельпо пару мешков отравы и рассыпать ее вокруг сарая. При отступлении крысы должны в ней испачкаться.
Пришлось включить фонари. Оставалось только верить, что в такую темень за селом никто не наблюдал, шел второй час ночи. Монахи прикатили бочку, вскрыли. Черпали ведрами и обливали стены сарая. Масоха с профессорами делали ядовитую дорожку вокруг стен. Четырех мешков едва хватило. С задачей справились быстро.
— Отходим назад, — приказал Ледогоров, — ближе к церкви. Эта лавина может сбить нас с ног.
— А как же поджигать?
— Я сказал назад!
Все перебежали площадь и застыли на ступенях храма. Ледогоров достал из кармана японскую гранату, сорвал чеку и бросил ее в сарай. Раздался оглушительный взрыв. Вспыхнуло пламя.
— Все в церковь, закрыть ворота на засов!
В храме стояла тишина. Запыхавшиеся люди бросились к лестнице, поднялись на галерею и прильнули к окнам. Теперь они могли наблюдать за происходящим сверху. Пламя рвалось к небесам, оно могло перекинуться на дома, тогда поселок сгорит, как щепка в костре. Сначала обрушилась крыша, через какое- то время свалилась стена. Тут началась настоящая вакханалия. Бесчисленное количество горящих животных, полыхая факелами, разбежались по площади и начали метаться из стороны в сторону, превратив пространство в мелькающие стрелы, от которых рябило в глазах. Жуткое зрелище. Люди, прожившие страшную жизнь, немало повидавшие на своем веку, ошалело наблюдали за этим адом. Такое не забудется.
Огонь стих к рассвету. Сарай выгорел дотла, но село устояло. Вся площадь, покрытая пеплом, была расчерчена тысячами черных полос. Бесчисленное количество обугленных комочков все еще дымилось вдоль улицы.
— Ну вот, все кончилось, — пересохшими губами прохрипел Моцумото.
— Вам, браточки, придется вычищать всю дрянь втроем, — обращаясь к монахам, сказал Кондрат.
— Вычистим, — хмуро ответил брат Еремей.
— Слишком много шума за один день, — скривился Ледогоров. — Японцы привыкли жить тихо, а мы им устроили концерт с фейерверком.
— Как пить дать, пожалуют в гости! — воскликнул Масоха.
— Ничего не поделаешь. Чему быть, того не миновать, — смиренно сказал отец Федор.
— Уходим в подполье, другого выхода нет, — сделал заключение профессор Берг.
Все спустились с галереи вниз.
Теперь у покойника, лежащего в гробу, обе руки были вытянуты вдоль тела.
— Ему передается наша энергетика, — глубокомысленно заявил Берг.
— Интересная мысль, Борис Леонтьевич, — поддержал коллегу Зарайский. — Ему нужен стресс, который будет способствовать пробуждению. Один стресс отключил сознание, не менее мощный сможет его включить.
— Надо подумать над этим. Во всяком случае, до такого еще никто не додумался.
Отец Федор перекрестился.
— Я буду молиться за вас.
— Божья поддержка нам не помешает, — сказал Зарайский, глядя на икону Казанской Божьей Матери.
9.
Новый этап с колонной зеков растянулся вдоль трассы на несколько километров. Овчарки заливались лаем, конвоиры рвали глотку, зеки шмыгали тяжелыми ботинками, поднимали дорожную пыль, забивавшую легкие. Машина медленно ползла по обочине мимо полуживого потока серой массы, большая часть которой была обречена закончить свой жизненный путь на колымской земле.
— Останови, Иван, — приказал Челданов.
Машина затормозила. Полковник открыл дверцу и вышел, Сорокин следом. Начальник поднял руку и понесся приказ: «Стоять!» Колонна встала. Зеки опустились на одно колено и заложили руки за головы.
— Сержант, этих двоих ко мне. — Челданов указал на зеков из ближнего ряда.
— Ну и глаз у тебя, Харитон Петрович, — удивился Сорокин. Двух зеков выдернули из колонны и поставили перед начальником.
— Узнаешь гвардейцев, Никита?
— Первый пилот подполковник Рогожкин Елизар Никифорович и штурман капитан Муратов. Бывший личный экипаж генерала Белограя.
Узнать их и впрямь было нелегко.
— С возвращением, летуны. Чем Бога прогневали?
— Во время полета к точке высадки десанта самолет вышел из строя, заклинило рули. Машину сажали на воду и попали в расположение воинской части, где враги провели диверсию. Нас приняли за диверсантов и осудили, трибунал определил по пятнашке каждому. Вины своей не признали, — четко отрапортовал капитан Муратов.
— Встать в строй, — приказал Челданов.
Заключенные вернулись в колонну. Полковник дал отмашку, и этап двинулся дальше.
— Что скажешь, Никита?
— На твой вопрос отвечал Муратов, он мне никогда не внушал доверия. Рогожкин даже глаз не поднял. Ему бы я поверил.
— Найдешь их и допросишь, как следует.
— Без проблем.
— Летать не умеют, пусть ангары метут, определишь их на аэродром. Большего мы для них сделать не можем.
— Будет исполнено.
Сели в машину, поехали дальше.
— Радиограммы отправлены? — спросил Челданов.
— Двенадцать шифровок, Харитон Петрович. Сторожевик не отвечает. Капитан Невзоров знает шифр Белограя, генерал должен был получить информацию. На ответ можно не рассчитывать, сторожевик соблюдает радиомолчание, работает только на прием. По моим расчетам, мы опоздали с предупреждением.
— Я думаю, Белограй все же найдет способ исправить ситуацию.
— Не сомневаюсь.
Они прибыли в «Оазис» к полудню. Заключенный под номером 1320 был доставлен вместе с
