заказ, и их ждут. Согласен, Афганистан может оказаться блефом. Но Пакистан, Иран, Ирак — вполне реальные точки. Однако для нас это ничего не меняет. В любом из этих случаев коридор останется прежним, и им придется миновать Каракумы. А значит, в наши сети они попадут раньше, чем пересекут границу. Сейчас МИД заканчивает переговоры с Туркменией, Узбекистаном и Таджикистаном. Думаю, проблем не будет и мы получим добро на нашу операцию на их территории.
Егор Филимонович провел ладонью по своей лысине, словно хотел найти на ней волосы, и задумчиво сказал:
— А если террористы не пойдут на посадку? Такие люди легко идут на риск и легко расстаются с жизнью. Слон может не обратить внимание на лай Моськи. Таран хорош во время войны, Юрий Палыч. Один на один. А тут люди.
— Вы хотите обсудить крайние меры, но в данном случае у нас нет выбора. Самолет не должен пересечь границу. Мы его собьем. Иногда приходится идти на некоторые жертвы ради высших целей.
— Сто человек.
Юрий Палыч взял со стола лист бумаги и протянул его коллеге.
— Это список пассажиров. Вы не найдете здесь ни одного мало-мальски ценного субъекта. Сплошные обыватели, коммерсанты и домохозяйки. Правда, среди пассажиров есть один майор ФСБ из Питерского управления — Олег Виноградов. Он сопровождает свою мать в санаторий. Но когда речь касается глобальных интересов государства, мы должны переключить тумблер своей морали на другие частоты. Стоит только представить себе, как будет выглядеть ситуация, когда наш самолет приземлится в том же самом Кабуле с сотней заложников. Террористы всего мира будут аплодировать победителям. Горстка бандитов превратится в героев, и их портреты не будут сходить с первых полос мировой прессы. И не забывайте, что угонщики — граждане России. В этом я не сомневаюсь. В каком виде мы предстанем перед мировым сообществом? Другое дело — авиакатастрофа. Мир и дня не живет без подобных трагедий. Мне ли вам объяснять прописные истины, Егор Филимонович… Даже если мы посадим самолет и спасем пассажиров, в любом случае они не возьмут своих чемоданов и не пойдут домой. Все они должны пройти фильтрацию. Наша пресса даже сплетни за чистую монету преподносит, а уж показаниям свидетелей цены нет. Мы вляпались в глубокое дерьмо, и наша задача не в том, чтобы из него вылезти, а в том, чтобы после этого выйти на оживленную улицу и не обратить на свой вид и запах внимания. Горящий дом либо тушат, либо не мешают ему догореть. Все зависит от возможностей и заинтересованности. Нам не в чем себя упрекнуть. Мы выполняем свой долг.
Юрий Павлович отпил глоток чая и глянул на любимый подстаканник.
Мужской туалет находился на третьем этаже служебного коридора аэропорта «Пулково».
И дернул черт диспетчера Харитонова сунуть нос именно в эту кабинку.
Труп сидел на унитазе с искривленной от страха, застывшей физиономией. Голубой комбинезон униформы грузчика был залит кровью. Остекленевшие серые глаза едва не вылезли из орбит. Глубокая почерневшая полоса запекшегося сгустка крови проходила по шее от левого уха к правому.
Харитонова едва не вырвало. Он заткнул ладонью рот и бросился к умывальнику. Приходить в себя — дело привычное для тех, кто увлекается выпивкой. Харитонов опустил голову под кран, смочил волосы, вытерся салфеткой и побежал в дежурную часть.
Через пять минут труп осматривали оперативники. Сегодня их нагнали сюда больше обычного. Ходили, опрашивали, выясняли, осматривались. Значит, знали о чем-то, но предотвратить убийство не успели.
В милицейской форме был только один — местный начальник в погонах майора.
Он нагнулся над трупом и извлек из нагрудного кармана ламинированный пропуск на летное поле.
— Фатюшин Иван Владимирович. Бригадир погрузчика.
Человек в кожаной куртке бросил через плечо короткий приказ:
— Найти его бригаду — ив участок. Живо.
Двое в штатском выскочили из туалета и побежали к лестнице.
— Осмотрите другие карманы, майор, и уступим место экспертам. Трупы нас не интересуют. Нам нужны живые. Пока еще живые.
— Кроме кошелька, больше ничего нет.
Майор вышел из кабины и протянул оперативнику в кожаной куртке находку. Тот внимательно изучил содержимое.
— Двести долларов США и пятьсот тридцать рублей с мелочью. Неплохой заработок для рабочего.
Он взглянул на стоявшего справа сослуживца и буркнул:
— Приступай, Коля. Я в дежурке.
Майор последовал за начальником в кожаном одеянии.
— Товарищ полковник, на моей памяти первый случай за последние десять лет, как я здесь работаю.
— Брось, Трофимов. Тебя никто ни в чем не обвиняет. Ты мужик грамотный, сам все понимаешь.
— Карманников и сумочников мы четко вылавливаем, сами знаете, Аркадий Андреевич. Ну а мокруха для нас как снег на голову.
Тот словно не слушал оправданий майора.
— Парня пришили часа три назад. — Он глянул на свои часы. — Совпадает. Рейс 14-69 вылетел в семь тридцать утра, сейчас половина одиннадцатого. Все сходится.
В дежурную часть привели четырех ребят в рабочих комбинезонах и усадили на деревянную скамью. Из кабинета вышел высокий плечистый мужчина с грубоватыми чертами лица, острым взглядом и жиденьким светлым ежиком на голове. Руки он держал в карманах длинной кожаной куртки и, остановившись у порога, быстро оглядел испуганные лица доставленных в милицию грузчиков. Остановившись взглядом на том, который выглядел старше всех, Аркадий Андреевич ткнул в него пальцем и сухо произнес:
— Вы. В кабинет.
Крохотную комнатушку назвать кабинетом можно было с большой натяжкой, но полковник привык считать рабочие помещения своего управления кабинетами. Оно и соответствовало действительности.
Собеседники устроились друг против друга.
— В бригаде Фатюшина работаете?
— Не каждый день, но частенько. Когда куда бросят.
— Семья есть?
— Мать, жена, двое пацанов плюс алименты.
— Хорошо платят?
— Не слишком.
— А чего пашешь?
— Шофер я. На три года по пьянке прав лишили.
— Как звать?
— Ковалев Виктор.
— А я полковник Басов Аркадий Андреевич. Так вот, Виктор, тут плохая каша заварилась. Надеюсь на твою помощь. Разговариваем мы с тобой без протокола, как видишь. Тут каждая секунда дорога. Если ваша команда начнет мне лапшу на уши вешать, то попадете в крупные неприятности. Если наш разговор состоится, то постараюсь вас хоть как-то выгородить.
— А мне скрывать нечего. Я весь как на ладони. С вашим братом дел не имел и иметь не собираюсь.
— Однако прав лишили.
— Так то гаишники.
— Где сейчас бригадир?
— А кто его знает? Он нам не докладывает.
— Когда ушел?
— Часов в восемь. Сказал, что скоро будет, а до сих пор нет.
— Ваша бригада загружала рейс 14-69?
— Я их что, запоминаю? Мое дело чемоданы и мешки кидать.
