старался повернуть ребенка так, чтобы он вышел животиком вниз. Вместе со следующим участком пуповины показались ножки, потом — округлость попки и наконец голова неестественной формы, похожая на айву, если смотреть на нее снизу. Лицо Елены, сведенное болью, разгладилось. Пуповину сразу же обрезали.
— Мальчик, — сказала вспотевшая, усталая, но счастливая сестра Камилла.
— Да, — отозвался доктор и положил ребенка на кровать. — Но он не дышит.
Сестра Камилла посмотрела на безжизненное тельце, распростертое на одеяле, и принялась колотить врача по голове.
— Да сделайте же что-нибудь! Ради бога, сделайте что-нибудь!
Елена услышала крики и открыла глаза. Она все еще ничего не понимала, а врач тем временем отбивался от кулаков Камиллы.
— Ладно! — крикнул он. — Попробую!
Медик взял мальчика на руки и, преодолевая отвращение к крови и жидкости, которой было покрыто тельце, попытался вдохнуть воздух ему в ротик.
— Нос! — закричала Камилла. — Нос зажмите!
Доктор зажал ребенку нос и попробовал еще раз.
— Бесполезно, — проворчал он. — Ребенок мертв.
Сестра почти вырвала мальчика из его рук и повторила искусственное дыхание. Она трижды дула ему в ротик, но новорожденный не подавал никаких признаков жизни. Камилла вдохнула еще раз, изо всех сил, и мысленно стала читать «Ангел-хранитель». Она уже собиралась положить ребенка обратно на кровать, когда он слабо дернул головкой.
— Дайте мне! — приказал доктор.
Он взял мальчика за ножки и перевернул его вниз головой, тихонько похлопывая по спинке. Ребенок закричал.
— Жив! Живой! — воскликнула сестра Камилла и от избытка чувств чмокнула врача в щеку. — Отдадим его матери.
— Но сначала вымоем. Он и нас уделал по первое число. Посмотрите-ка.
Рубашка доктора была вся в крови.
— А вы чего хотели? Снимайте! Я сразу отдам ее постирать. Это такие пустяки! И… извините меня!
— Ерунда. Не могу сказать, что такое бывает часто, но спишем это на профессиональные риски.
Ребенка вымыли, завернули в мягкое полотенце и осторожно положили на грудь Елене. Она, казалось, этого даже не заметила. Врач пощупал у нее пульс: он был частый и неровный, лицо и руки посинели. Он прикрыл ее одеялом.
— Я ничего больше не могу для нее сделать. Лучше позвать другого врача. Я занимаюсь детьми, но вид этой женщины мне очень не нравится.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что плацента очень темная, а это означает, что мать потеряла много крови. Роженица долго страдала. Скорее всего, имеют место внутренние кровотечения. Посмотрите на ее лицо.
— Но она только что родила!
— Спасибо, сестра, я это знаю, потому и говорю. Ей срочно нужен гематолог, специалист. Не теряйте времени.
Ребенка удалось приложить к груди только примерно через час. Елена крепилась изо всех сил, пока не потеряла сознание. Она была очень бледна. Сестра Камилла велела принести Елене теплого куриного бульона, который та едва пригубила.
На следующее утро приехал монастырский врач. Он высокопарно раскланялся с монахинями, которые выбежали ему навстречу и закудахтали, как квочки. Но сестра Камилла быстро увела его в комнату Елены. Он послушал ее, осмотрел белки глаз, пощупал пульс, частый и слабый, измерил температуру. Температура была высокая, несмотря на то что всю ночь и утро Елена потела. Есть ей не хотелось, она только все время просила пить.
— Как прошли роды?
— Мальчик шел ножками, и мать очень настрадалась. А потом эта штука… пуповина показалась раньше, чем ребенок. Ужасно!
— Ее надо держать под контролем. Можно приподнять одеяло, сестра?
Сестра Камилла подняла одеяло, и доктор увидел огромное пятно крови у Елены между бедер.
— Закройте ее, я видел достаточно.
Врач отошел от кровати, знаком подозвал Камиллу.
— Боюсь, что у нее внутреннее кровотечение.
— Сильное?
— Очень. Она потеряла много крови. Скорее всего, развивается еще и сепсис. Я выпишу пронтозил, новое лекарство, но не знаю, будет ли этого достаточно. Есть у вас система для капельниц? Я введу ей физраствор.
— Да, сейчас приготовлю.
У сестры Камиллы в глазах стояли слезы.
— Она выживет?
Врач покачал головой:
— Молитесь, сестра, и я помолюсь вместе с вами. Каждый своему богу, но, может, нам удастся совершить чудо.
Только теперь сестра Камилла вспомнила, что Карло Милано был евреем и вот уже несколько месяцев практиковал только частным образом, потому что из больницы его уволили.
— Хорошо, — сказала она, силясь улыбнуться. — Может, вдвоем у нас и получится. Пожалуйста, на этот раз не старайтесь уйти, не получив платы за визит.
Елена очнулась от оцепенения и словно впервые увидела ребенка, который усердно сосал молоко. Она поблагодарила Бога и вдруг поняла, что именно должна сделать, ибо почувствовала, что умирает.
— Камилла, подойди, пожалуйста.
Голос ее был слаб и тонок, как ниточка шелка. Глаза перебегали с головки ребенка на большое дерево мимозы за окном. Ветер раскачивал ветки, они стучали в стекло мягкими кистями желтых цветов.
— Надо будет их на днях подрезать, — сказала сестра.
— Слушай меня внимательно, Камилла. Дела мои плохи. Нет, пожалуйста, ничего не говори. Думаю, долго я не протяну. Поверь, единственное, что меня беспокоит, — это ребенок. Да еще ты, дурочка!.. Прошу тебя, окажи мне услугу. Я хочу попытаться кое-что предпринять. Если мне удастся, я умру спокойно.
Войска дуче и Франко только что с триумфом вошли в Мадрид. Италия оккупировала Албанию. Не прошло и пяти часов после высадки войск, а над Тираной уже развевалось трехцветное знамя с савойским гербом. Джакомо де Мола читал, как король Виктор Эммануил изящно принял албанскую корону. Какой великодушный человек!
Джакомо уже несколько месяцев находился в надежном месте, в монастыре Камальдоли. Он решил не читать газет и не слушать радио, но в этот день он нарушил правило, чтобы скрасить себе нудное путешествие. Судя по содержанию и стилю газетных статей, можно было подумать, что с начала его добровольного заточения прошло совсем немного времени. Если и произошли некоторые изменения, то в худшую сторону. Даже старый «Коррьере» стал писать трескучим и напыщенным тоном, характерным для «Джорнале д’Италия».
Де Мола занимал отдельную келью рядом с кельей отца настоятеля, который предоставил в его распоряжение свою библиотеку. Монастырь Камальдоли существовал более тысячи лет и казался Джакомо местом, наиболее пригодным для того, чтобы скрыть книгу Джованни Пико от мирских глаз. Кроме того, древним символом этого места были две птицы, пьющие из чаши. Пеликаны, а может, фениксы или павлины, и Грааль. Этот явный признак присутствия здесь тамплиеров будил в де Мола мысли о далеком предке и вселял в него чувство покоя и защищенности.
