паузу и продолжил: — Знаете, барон, я осмотрел все с господином… э-э-э… Вентури. Системы оповещения и обороны выполнены отлично. Я, пожалуй, лишь дополнил бы их несколькими станциями на поверхности, в радиусе до ста километров от баз. Но и так все очень надежно. В донесении Главнокомандующему я отмечу ваши усилия.
Еще раз вежливо поклонившись, Алекс ответил: — Что ж, благодарю… Однако мне пора собираться в обратный путь. На всякий случай, адмирал, я бы посоветовал не пользоваться обычной гиперсвязью. Вероятность перехвата все же существует. Альфа-связь куда надежнее.
— В этом вы правы. Что ж, не буду отвлекать вас, да и у меня еще масса дел.
Адмирал удалился, продолжая осмотр своих кораблей, рядами стоящих под гигантским сводом базы. Экипажи выстроились перед кораблями.
Хэнк-Алекс посмотрел ему вслед и, усмехнувшись, подошел к Вентури.
— Эд, нам пора, — негромко сказал он. — Оставь здесь троих, самых надежных парней. Остальных уведешь с баз на Землю. Эти болваны даже не подозревают, что оказались в ловушке, Скоро здесь будет жарко. Рисковать своими людьми нельзя. Ты предусмотрел эвакуацию этих троих?
— Да. Я оставляю на площадке «X» мини-яхту с системой «невидимка». Они смогут добраться до нее из любой базы минут за двадцать.
— Это хорошо. Их предупредят о предстоящем ударе за полчаса, чтобы парни успели стартовать. Проинструктируй их. В случае непредвиденных обстоятельств пусть подадут условный сигнал и немедленно эвакуируются. Вся планета, да и система в целом, находятся под полным контролем. Ни одна имперская крыса не выскочит незамеченной, — с неожиданной резкостью отчеканил Алекс.
— Послушай, друг, может быть, мне полететь с тобой в Империю? Или возьмешь часть моих людей? Возможно, потребуется наша помощь… — Вентури с надеждой посмотрел на него. — Я не ладил с законом, но тоже патриот и ненавижу имперских крыс…
— Спасибо, Эд. Пока в этом нет необходимости, да и рисковать вами я не могу. Но все равно спасибо… — Он крепко стиснул Вентури руку. — Возможно, я или Яр воспользуемся твоей помощью… позже. Как знать?
— Ладно. Нет так нет, но можете на меня рассчитывать. Пока, Алекс!
— Пока, Эд!
Адмирал Монк проснулся со странным чувством удивительного покоя, которого он не испытывал на протяжении многих лет. Загрубевшее от долгой службы, закаленное в жестоких боях и интригах сердце адмирала вдруг размякло, нахлынули воспоминания далекого счастливого детства…
Он знал, что виной его странного состояния были сны, приходящие каждую ночь вот уже две недели. Они были наполнены калейдоскопом красок, мягкой нежной музыкой, искрящимися лучами солнца… Все вокруг словно излучало любовь и доброту, ласку матери и заботу отца — ощущения, давно забытые в жестокой борьбе за существование, за власть и деньги в безжалостном мире, полном несправедливости, лжи, насилия… Он видел себя ребенком, с радостным криком несущимся по цветущему лугу за пестрой бабочкой; а вот они с отцом впервые едут на шумную ярмарку, полную чудес, веселья и радостного возбуждения; вот мать ставит перед ним праздничный торт со свечами, и он, гордый и счастливый, изо всех сил дует на светлячки пламени, став на год старше и как бы значительнее в собственных глазах…
В этих снах сначала были только самые счастливые моменты из его жизни, но затем замелькали картины, которые он предпочел бы никогда больше не видеть… То были картины его нравственных уступок, унижения, страха, обмана и насилия. Что-то щемило в груди, и было нестерпимо противно раз за разом переживать давно прошедшее. Прошедшее и, казалось, забытое навсегда, вновь и вновь возвращалось. Сны воскрешали из небытия весь этот ужас и грязь, запачкавшие его душу, словно говорили, кричали ему: «Посмотри, кем ты был и кем стал!» А потом вновь чистое и светлое, теплым ласковым дождем смывающее всю грязь с его души… Адмирал как бы внутренне раздвоился. В нем боролись Долг и Совесть. Долг, словно кнут, заставлял убивать, убивать и убивать все Живое — «Во имя Императора!», «Во благо Императора!», «Во славу Императора!», убивать тупо и без рассуждения. Совесть же пробуждала мысль, заставляя задуматься: «А зачем все это? Во имя чего? Императора?! А кто он такой, этот толстенький ничтожный человечек с непомерным гипертрофированным честолюбием, путем гнусных интриг и обмана дорвавшийся до безграничной власти?! Кто дал ему право распоряжаться судьбами и жизнями миллиардов людей?!»
Адмирал встал с гидрокровати, полный раздумий, терзавших его грешную душу. Смятение, охватившее его, было так несвойственно натуре Монка, что он просто не знал, как поступить и что сделать, чтобы в душе вновь воцарились мир и покой. «Вернуться бы в детство и начать все сначала, — мечтательно подумал он, но тут же отбросил эту мысль, содрогнувшись от ее наивности и абсурдности. — Нет! Назад не вернешься. Придется жить в этом кошмаре. Но нужно что-то делать, чтобы не оскотиниться вконец. Что?!»
Машинально он вошел в кабину и принял массажный контрастный душ. Почувствовав прилив сил и бодрости, Монк слабо улыбнулся, чуть скривив губы, и оделся. Предмет его прежней гордости — адмиральский мундир с золотыми погонами, сидящий на нем словно влитой, теперь давил тисками. Адмиралу померещилось, что его рукава забрызганы кровью. Импульсивно он рванул на груди мундир, и золотые пуговицы, жалобно звякнув, покатились на пол.
Этот звук вернул его к действительности, и он, одумавшись, запахнул полы, с презрением поддев ногой золотой кругляш с гербом Императора. Адмирал нажал кнопку на столе, вызывая адъютанта, тут же появившегося на пороге. Сняв китель, Монк приказал: — Вот что, капитан, распорядитесь починить… И пусть подадут завтрак в кабинет. — Раздражение и злоба внезапно прошли, и он, смягчившись, спросил: — Что нового, капитан?
— Пока ничего не поступало, господин адмирал. Но в приемной вас дожидается начальник жандармского корпуса. Я сказал ему, что вы еще не встали…
— Что ему нужно?
— Не знаю, господин адмирал. Сказал только, что ему требуется срочно переговорить с вами, — извиняющимся тоном ответил адъютант.
— Какие еще могут быть срочные дела у жандарма?! Какой-нибудь солдат провинился, а он бежит ко мне. Наверняка уже настрочил донос в Империю о том, что я недостаточно внимания уделяю дисциплине на эскадре, — вновь раздражаясь, сам себе сказал Монк.
Он стал ходить взад-вперед по кабинету, возбуждаясь все больше, потом быстро подошел к бару, достал сигареты и бутылку с бокалом, плюхнулся в кресло и нервно закурил. Налив полный бокал виски, он тут же опрокинул его в рот. Выдохнув и поморгав глазами, которые вдруг стали влажными, адмирал заявил: — Пусть подождет! Я хочу спокойно позавтракать. Испортить мне утро он еще успеет.
В последнее время нелюбовь адмирала к жандармскому полковнику переросла в неприязнь, едва прикрытую уставными отношениями. Наконец покончив с завтраком, он коротко бросил адъютанту, терпеливо ожидающему приказаний шефа: — Проси!
В кабинет вошел полковник Гнесс, на груди которого алел рубином орден «Щит короны».
— Здравствуйте, полковник! — с улыбкой воскликнул адмирал, язвительно подумав: «За какие такие заслуги этот мясник получил орден? Тоже мне, „щит короны“… Мародерствовал на Менталии, прячась за нашими спинами».
Однако вслух спросил: — Какое дело привело вас ко мне? Обычно у жандармерии не бывает общих дел с флотом, — не удержался съязвить в лицо жандарму Монк.
— Господин адмирал, я пришел к вам потому, что дело касается именно вверенной вам эскадры. Вы — ее командующий и комендант всех баз, и вы в первую очередь отвечаете за выполнение задач, поставленных нашим Императором…
— Ближе к делу, полковник! — жестко оборвал его адмирал. Недобро взглянув на него исподлобья, Гнесс продолжил: — Суть дела такова, господин адмирал: дисциплина на эскадре стремительно падает. Это касается и экипажей кораблей, и десантных частей. Даже некоторые мои подчиненные проявляют… э-э-э… элементы неповиновения. Вчера мне пришлось даже расстрелять троих.
— За что же? — удивленно вскинул брови адмирал.
— Они отказались выполнить приказ об… экзекуции командира перехватчика лейтенанта Баркли, ведшего подрывную деятельность и разоблаченного нами.
— Почему мне не доложили об этом? В чем его вина? — жестко спросил Монк.
