жизнь. Но… если ты передумаешь, если со временем посмотришь на вещи по-другому, помни, что это место всегда тебя ждет. Выбор за тобой.
На следующий день Марис с Эваном встали спозаранку и все утро провозились с больным ворчливым стариком в лесной хижине, где он жил бобылем. Бари, которая проснулась с первыми лучами солнца, пошла следом за ними, потому что ее отец еще спал. И в отличие от них ей удалось вызвать улыбку на сумрачном лице старика. Марис обрадовалась — она чувствовала себя подавленно, и визгливые старческие жалобы только сильнее ее раздражали. Она еле сдерживалась, чтобы не накричать на него.
— Можно подумать, он умирает! — сердито заметила Марис, когда они пустились в обратный путь.
— Но ведь так и есть, — тоненьким голоском сказала Бари, глядя на нее с испугом, а потом посмотрела на Эвана, словно ища поддержки.
Целитель кивнул.
— Девочка права. Признаки налицо, Марис. Или все мои объяснения ты пропускала мимо ушей? Бари куда внимательнее, чем была ты в последнее время. Вряд ли он протянет больше трех месяцев. Почему я приготовил для него тесис, по-твоему?
— Признаки? — растерянно и смущенно повторила Марис. Она легко запоминала объяснения, но применять новые знания на практике оказалось куда сложнее. — Он жаловался, что у него кости ноют, — вспомнила она. — По он же дряхлый старик, а у стариков часто…
Эван досадливо фыркнул и спросил:
— Бари, как ты узнала, что он умирает?
— Пощупала его локти и колени, как ты мне показывал, — ответила девочка, гордясь доверием Эвана. — Они в твердых шишках. И под подбородком тоже, сквозь бороду видно. И кожа у него холодная. Это ведь волдырка?
— Да, волдырка, — одобрительно ответил Эван. — Дети обычно выздоравливают после нее, а взрослые — никогда.
— Я… я не заметила, — смущенно призналась Марис.
— Да, похоже, — сказал Эван.
Дальше они шли молча. Бари весело убежала вперед, а Марис вдруг ощутила бесконечную усталость.
В воздухе уже ощущалось приближение весны.
Марис, шагая рядом с Эваном и вдыхая полной грудью, чувствовала себя непривычно легко. В конце пути их ждала угрюмая крепость Правителя, но солнце поднималось в безоблачном небе, свежий воздух бодрил, а ветерок словно ласкал, пробираясь под плащ. В зеленовато-серых подушках мха и на черной земле между ними драгоценными камнями пестрели алые, голубые и желтые цветы. В ветвях порхали и пели птицы. Раннее утро в лесу — уже радость.
Эван всю дорогу молчал, обдумывая послание, которое подняло их с постели ни свет ни заря. Гонец Правителя объявил, что целителя ждут в крепости. Он ничего не знал, кроме того, что кто-то покалечен и нуждается в помощи.
Эван, еще окончательно не проснувшийся, не хотел вылезать из теплой постели и куда-то идти. Он покачал головой, на которой, точно перья, торчали седые вихры.
— У Правителя ведь есть придворный целитель, — возразил он. — Почему бы не поручить это дело ему?
Гонец совсем растерялся и ответил тихим, срывающимся голосом:
— Целитель Рени арестован за измену… То есть по подозрению в измене.
Эван выругался.
— Безумие какое-то. Рени никогда бы… Ладно, малый, перестань кусать губы. Мы придем — моя помощница и я, — поглядим, что там приключилось.
Очень скоро перед ними открылась узкая долина, и впереди замаячили массивные стены крепости. Марис поплотнее закуталась в плащ — в долине было заметно холоднее: весна еще не перевалила через горы. Ни цветы, ни яркие плети плюща не оживляли тусклые краски скал и лишайников, а птичьи трели сменились хриплыми криками чаек-мусорщиц.
Стражник — пожилая женщина со шрамами на лице, ножом у пояса и луком за спиной, остановила их, едва они начали спускаться в долину. Затем придирчиво допросила, отобрала у Эвана сумку с инструментами, обыскала их обоих и только тогда проводила через две заставы в ворота крепости. Марис заметила, что по парапетам расхаживает больше часовых, чем обычно, а солдаты, упражнявшиеся во дворе, выглядели возбужденно и очень воинственно.
Правитель встретил их в главном зале — совсем один, если не считать телохранителей сзади. Увидев Марис, он нахмурился и сердито прикрикнул на Эвана:
— Я посылал за тобой, целитель, а не за этой бескрылой летуньей!
— Марис теперь моя помощница, — спокойно ответил Эван. — Она уже не летатель!
— Летатель всегда остается летателем, — пробурчал Правитель. — У нее полно друзей среди летателей, и она нам здесь не нужна. Осторожность…
— Она помощница целителя, — перебил Эван. — Я ручаюсь за нее. Правила, обязательные для меня, обязательны и для нее. Мы не проболтаемся о том, что увидим здесь.
Правитель продолжал хмуриться. Марис едва сдерживала ярость: как он смеет говорить о ней в таком тоне, будто она — пустое место!
Наконец Правитель процедил:
— Ну ладно, целитель, хоть не очень-то я верю этой истории про помощницу, но твое ручательство за нее приму. Только помни, если она проболтается, я повешу вас обоих.
— Мы очень торопились сюда, — холодно произнес Эван. — Но, видно, причин для спешки не было.
Правитель молча отвернулся, послал за новыми стражниками и ушел, не оглянувшись на Эвана и Марис.
Стражники, молодые и вооруженные до зубов, повели их вниз по каменным ступеням в подземный ход, пробитый сквозь толщу скалы много ниже жилых помещений. Прикрепленные через длинные промежутки к стенам свечи отбрасывали неверный дрожащий свет. В низком тесном проходе пахло плесенью и дымом. Марис вдруг почувствовала, что стены и потолок наваливаются на нее, и в испуге схватила Эвана за руку.
Наконец перед ними открылся поперечный проход с тяжелыми деревянными дверями по левой стене. Они остановились перед одной из них, и стражники вынули из скоб широкие засовы. За дверью оказалась тесная каморка с тощим тюфяком на полу и круглым окошком под потолком. К стене прислонилась молодая женщина с длинными белокурыми волосами. Губы у нее распухли, под глазом горел синяк, на одежде — засохшие следы крови. Марис не сразу узнала ее.
— Тайя! — воскликнула она в растерянности.
Стражники вышли, заложив снаружи засовы на двери, но предупредили, что останутся неподалеку и сразу же вернутся, если что-нибудь понадобится.
Марис продолжала стоять как вкопанная, а Эван подошел к Тайе.
— Что произошло? — спросил он.
— Молодчики Правителя распустили руки, когда арестовывали меня, — ответила она своим спокойным ироничным голосом, словно речь шла не о ней.
— Наверно, мне не стоило сопротивляться.
— Где болит? — спросил Эван.
Тайя поморщилась.
— Вроде бы мне сломали ключицу и выбили зуб. Но в основном просто синяки. Кровь натекла из разбитой губы.
— Марис, мою сумку! — распорядился Эван.
Марис отдала ему сумку и поглядела на Тайю.
