— Нет, что же?
— Она сказала, что для ее отца законом была злая русская мать, та, что стала его повелительницей, подчинила себе всю его жизнь.
— Понимаю. И ты решила, что та ревнивая госпожа была другой женщиной, — проговорила Даниэла.
— Конечно. А что еще это могло быть?
Для Кати это высказывание сводилось к любовнице. Но для Даниэлы, которая, похоже, знала о Катином деде больше, чем сама девушка, все стало очевидным. Катя, которая в то время была еще ребенком, восприняла слова матери в несколько искаженном виде. Злая женщина, которая украла ее дедушку, была не русской матерью, а матерью-Россией. Никитин растратил свою жизнь в бездумном беге от советских властей, которые хотели убить его и вернуть себе ядерный боеприпас, а также от западных держав, которые старались захватить его из-за известных ему секретов.
— Наверное, ты права, — наконец заявила Даниэла. — Речь идет о женщине. Ты когда-нибудь видела его, я имею в виду твоего деда?
— Мама сказала мне как-то, что да, но я не помню, была очень маленькой.
— И теперь ты не знаешь, жив он или умер? — спросила Даниэла. — Это может стать проблемой.
— Но почему?
— Ну, потому что люди, с которыми работает мой адвокат, так или иначе узнают об этом. Я хотела сказать, что большинство людей знает, живы ли у них родители родителей.
Повисла длинная пауза. Даниэла дождалась, пока беспокойство полностью не овладеет Катей.
— Я полагаю, что, может быть, он жив, — сказала девушка. — Можно задать тебе вопрос? Путь это останется между нами.
— Конечно.
— Давай предположим, что мы укажем, будто он жив, и окажется, что мы были не правы. Давай предположим, что это не другая женщина, а нечто иное все эти годы удерживало его вдали от семьи.
— Допустим.
— Давай предположим, что я догадываюсь, где он сейчас может находиться. Поедут ли они за ним или передадут информацию правительству какой-то другой страны, чтобы там начали охоту на него?
— Ну конечно нет! — воскликнула Даниэла. — Эта информация предназначена только для твоего личного дела. Она никакого отношения не имеет к твоему деду. Может быть, там уже знают о том, кто он. У них в компьютерах должны быть эти данные.
— Понимаю.
Катя пронесла ту теорию о другой женщине через все свое детство. Потом же она была поколеблена Эмерсоном Пайком и его пристальным интересом к фотографиям из Колумбии. Какое-то время, еще до встречи с Эмерсоном, Катя подозревала, что старик на фотографиях мог быть ее дедом. Если она была права и только по этой причине Пайка заинтересовали те снимки, то все произошло не потому, что у дедушки была когда-то другая женщина. В глубине души, не желая сознаваться в этом самой себе, Катя подозревала, что с дедом связана какая-то более серьезная тайна. Именно поэтому она ничего не сказала своим адвокатам. Если ее мать все еще находилась с ним, а Катя рассказала бы о его местонахождении, это могло бы повредить матери.
— А может, ты знаешь о том, где он сейчас? — спросила Даниэла.
Катя посмотрела на нее, размышляя, должна ли она сообщать подруге что-то еще:
— Это всего лишь догадка, и, вероятно, я ошибаюсь.
— Ну и скажи мне, в чем состоит твоя блестящая догадка, — предложила Даниэла.
— Ну, если ты уверена, что они не отправятся за ним…
— Я поговорю со своим адвокатом и попрошу его обещать, что такого не произойдет и он абсолютно в этом уверен. Если же нет, то я попрошу его забыть эту часть информации и никому не передавать ее.
— Отлично, — сказала Катя. — Видишь ли, долгое время, вот уже несколько лет, моя мама ездит из Коста-Рики в твою страну.
— В США? — переспросила Даниэла.
— Нет. — Катя посмотрела на нее с несколько растерянным выражением лица. — Нет. Я имела в виду Колумбию.
— Ах, Колумбия, — воскликнула Даниэла, — ну, конечно!
— Ведь ты же приехала оттуда?
— Да. Дело в том, что за последние годы мне пришлось столько раз побывать в Соединенных Штатах, что я начала чувствовать, будто эта страна стала мне родной. Тебе знакомо это чувство?
— Да, я знаю. Я ненавижу его, — ответила Катя. — Я тоже хотела бы поскорее вернуться домой. Может быть, скоро мы обе уедем отсюда и я смогу приехать к тебе в Колумбию.
— Было бы здорово, — подхватила Даниэла. — Значит, твоя мама ездит в Колумбию регулярно?
— Иногда по два раза в год. И надолго остается там. Она была в отъезде и тогда, когда я поехала в США.
— В это время она была в Колумбии?
— Да.
— И что же она там делает?
— Она говорит, что ездит в гости к родственникам.
— У вас есть родственники в Колумбии?
— В том-то и дело, что я об этом ничего не знаю. Я никогда их не видела.
— Понимаю, — посочувствовала Даниэла.
— Мама говорила мне, что один из ее родственников в Колумбии очень стар, и ей приходится ездить туда, чтобы ухаживать за ним.
— Твой дедушка?
— Она никогда об этом не говорила, но кто еще это может быть?
«Яков Никитин находится в Колумбии», — подумала Даниэла и спросила:
— Когда она едет в Колумбию, то в какой город направляется?
— Она летает в Медельин.
— О, это прекрасный город, — заметила Даниэла.
— Но очень опасный. Там много наркоторговцев, — нахмурилась Катя.
— Ну, теперь их не так уж и много, — поправила ее Даниэла. — Я была там недавно. Город изменился. Как я понимаю, ты там никогда не была?
— Нет. Может быть, побываю когда-нибудь.
— Мы должны обязательно поехать туда вместе. А ты должна попросить мать взять тебя с собой к дедушке.
— Если она ездит к нему, то он живет не в Медельине, — сказала Катя.
— Но ты сказала, что она ездит в этот город.
— Да. Она летит до Медельина, а оттуда едет на автобусе. Я много раз спрашивала ее, но она отказывается называть мне место, в которое ездит. Но… — Катя замолчала и укусила себя за нижнюю губу в раздумье.
— И что?
— В прошлый раз я нашла в ее сумочке билет на автобус до места, которое называется Эль-Чоко. Я посмотрела в Интернете: оно находится на юге Колумбии, в провинции Нарнио.
— Ты хотела сказать, в провинции Нариньо? — уточнила Даниэла.
— Да, так она называется. Ты знаешь это место?
— Да.
— Ты была там когда-нибудь?
— Нет, — солгала Даниэла.
— Итак, есть это и еще мелочи, о которых упоминала моя мама за эти годы. Я знаю, что она останавливается в небольшом поселке у реки. Она рассказывала мне об индейцах, которые проплывают вверх и вниз по реке в выдолбленных каноэ. То есть это сельская местность.
— Рио-Тапахе? — предположила Даниэла.
