— Да, это он.
— Тогда ты из Ле-Манского пага, граничащего с Бретанью. Бонифаций, до того как стал епископом, а после сложил голову во славу веры Христовой, был аббатом тамошнего монастыря.
— Ты тоже знал его? — спросил незнакомец, заканчивая перевязывать ногу Карла узкой полотняной лентой.
— Еще бы. Ведь он возложил корону на голову моего отца Пипина. Я Карл, король франков.
В чистых голубых глазах воина отразилось изумление.
— Иезус Христос! — воскликнул он, и румянец на его щеках сменила бледность. — А я-то разговариваю с вами как с обычным левдом. — И, привстав, воин опустился на колено. — Прошу простить меня, государь, если был неучтив или дерзок. Я никак не ожидал встретить вас здесь. Мне сказали, что после Аквитанской победы вы в Дюрене. Собственно, я туда и направлялся.
— За что же прощать тебя, ученый, лекарь, воин, — добродушно рассмеялся Карл, заставив своими словами еще более покраснеть незнакомца. — Уж не за то ли, что ты спас жизнь своему королю?
Карл натянул разорванный, но еще держащийся кожаный постол на аккуратно перевязанную ногу, закрепил его остатком ремешка и встал.
Воин остался коленопреклоненный.
— Вставай, вставай, я не поклонник преклоненных колен. — И Карл опять рассмеялся над невольно получившейся игрой слов. — Каково, а? Так я, пожалуй, стану великим ритором, и Фулроду, долго превозносившему успехи в науках моего братца Карломана, придется склонить свою седую голову перед новым Цицероном. Впрочем, я, кроме имени, ничего об этом римлянине не знаю. — И с этими словами он, наклонившись, взял воина за плечи и поднял.
— Твое место рядом со мной, а не у моих ног, — продолжил Карл. — Как твое имя?
— Хруотланд, государь. Хруотланд из Антре.
— Ты носишь славное имя, воин. Твои предки всегда поддерживали и сражались рядом с Арнульфингами. А сейчас преклони колено, Хруотланд, хотя я только что и говорил, чтобы ты встал. — И Карл, достав свой длинный кинжал, возложил его на плечо опустившегося на колени воина. — Данной мне Богом и людьми властью объявляю: отныне ты барон, Хруотланд! — торжественно сказал Карл. — И надеюсь, мой друг, ученый-лекарь-воин, — добавил он, склонившись к самому уху Хруотланда и хитро улыбаясь.
Хруотланд снова смущенно порозовел.
— Я буду верен вам до гроба, государь. Но, право, я не заслужил такой чести, — ответил он, поднимаясь.
Пока еще далекий, но быстро приближавшийся лай собак разорвал тишину леса, только что торжественно внимавшего обряду посвящения.
— Еще заслужишь, сказал бы я одному своему приятелю-насмешнику, — рассмеялся Карл, — но тебе, Хруотланд, скажу иначе. Ты считаешь, что я не ведаю, что творю. Вот какова твоя благодарность? — И он снова, теперь уже громко, расхохотался, видя смущение воина. — Ладно, ладно. Шучу я, шучу. — И Карл обнял Хруотланда за плечи.
Разметав густые ветви, на поляну вслед за собаками ворвались четыре всадника.
— Все в порядке, Карл! — громко крикнул Харольд, соскакивая с коня.
— Твоими молитвами, — буркнул Карл и, ухмыляясь, закончил: — Если ты всегда так собираешься охранять своего короля, то тебе лучше сторожить девственность валансьенских красоток. Брюхатость им обеспечена.
— Святая Дева, — крестясь, только и нашел что сказать Харольд, увидевший тушу гигантского зубра, в которой еще торчали кинжал и копье Хруотланда и стрела Карла, — и еще раз проговорил: — Святая Дева!
— Хватит бормотать, мой верный Харольд, займись лучше делом. Проклятый жеребец испугался быка и, сбросив меня, удрал. Найди его. И отрубите голову зубру. Она достойно украсит твою виллу, барон, — закончил Карл, поворачиваясь к стоящему рядом Хруотланду.
Только сейчас Харольд обратил внимание на стоявшего рядом с Карлом молодого воина и окаменел. Откуда здесь взялся этот незнакомец и почему Карл величает его бароном? Всех местных сеньоров он знал, да и не походил на богатого барона этот простовато одетый охотник. Вот только конь! Редкостный красавец. Не иначе происки нечистой силы, заморочившей ему голову. Хотя сейчас день, а ведьмы хозяйничают по ночам, думал суеверный Харольд. Но кто их до конца знает, повадки этих помощников сатаны.
— Виллы нет, государь, как нет даже простого дома, — грустно сказал Хруотланд. — Я всего лишь бедный воин. Впрочем, с этим я и ехал к своему королю. Искать справедливости.
— О справедливости мы поговорим потом, в дороге, — перебил его Карл и рявкнул, обращаясь к своему главному лесничему: — Пошевеливайся, Харольд, или мы застрянем здесь до темноты, а там уж точно нас опутают твои любимые ведьмы и эльфы, а то и упыри пожалуют. Да не забудьте копье и кинжал барона.
— Избави Боже! — закрестился Харольд, отдавая, однако, соответствующие распоряжения: — Модред, отправляйся за берберийцем, а вы двое отделите-ка голову этому бычине, — сказал он и, повернувшись, обратился к Карлу: — Где ты повесишь свой трофей, Карл? На вилле в Валансьене или…
— Во-первых, это не мой трофей, а Хруотланда, а во-вторых, этот доблестный воин только что спас жизнь вашему королю. И мне почему-то думается, что выполнял он чью-то чужую работу. Не так ли, сын медвежатника и знаток лесов? — насмешливо ответил король. И добавил: — За что и дарован титулом барона.
Рот Харольда открылся, закрылся, снова открылся, да так и застыл.
— По-моему, ты собрался пообедать последней отлетающей на юг птичкой, Харольд. Если так, не надейся. Все уже улетели, так что закрой рот, а то застудишь изнутри свой бурдюк для жареной оленины и пива. — Карл явно наслаждался растерянным видом своего главного специалиста по лесам и охоте. — И еще, Харольд, отныне Хруотланд будет постоянно сопровождать меня на охоту — конечно, вместе с тобой. Ты будешь бороться с чертями, а он с остальными лесными зверюгами.
При этих словах Карла присутствовавшие воины расхохотались. Улыбнулся и Хруотланд, с любопытством разглядывая здоровенную фигуру главного королевского лесничего.
— В путь, — прервал хохот левдов Карл, увидев Модреда, подводившего недалеко сбежавшего берберийца.
Рог зубра лишь прочертил по крупу коня, кровь уже еле сочилась, и успокоившийся жеребец готов был снова нести на себе всадника.
4
Этим же вечером в большом зале валансьенской виллы, сидя у огромного камина, в котором жарко пылало целое бревно, беседовали три человека. Завывавший снаружи стылый осенний ветер рвался тоже принять участие в разговоре, но крепкие стены и плотно подогнанные стекла в дубовых рамах не пускали его.
До этого они отслужили молебен во спасение в местной церкви. Не слишком религиозный Карл, хотя Рождество Христово и Пасха всегда были его любимыми праздниками, обычно посещавший лишь заутреню и быстро читавший «Кредо» или молитву Иисусову, а потом старавшийся сразу ускользнуть на охоту или заняться иной какой забавой, в этот раз с удовольствием внимал речам отца Стурмиеля, восславившего Господа, и пять раз прочел «Отче наш» и «Кредо».
И сейчас, держа в руке большой кубок, наполненный красным рейнским вином, Карл, в простой домотканой тунике и войлочных туфлях, слушая вполуха своего недавнего спасителя, мысленно возвращался к событиям последних дней и удивлялся. Тоскливая безнадежность, поселившаяся в нем после разговора с матерью, отступила. Пережитая смертельная опасность помогла ему снова стать тем жизнелюбивым, увлекающимся и слегка легкомысленным Карлом, каким он был всегда. Страх и неуверенность его другого одинокого «я» исчезли. Не навсегда — он это понимал. Но… «Провидение за нас,
