ее сияние было ярче и мощнее, чем когда она уходила. Возможно, это была игра воображения, продиктованная ее желаниями. Как бы то ни было, она выполнила поставленную задачу и теперь имела основания быть довольной собой.
Она обернулась к дому и заметила в одном из окон чью-то тень — та промелькнула в долю секунды, и для любого другого человека это прошло бы незамеченным. Но Татьяна Барбье знала, куда смотреть. Должно быть, ее интерес не остался незамеченным, и женщина приблизилась к окну. На нее смотрели желтые глаза, едва заметные за бликами на стекле, и тем не менее Татьяна догадалась, что этот взгляд означает одобрение.
Она со вздохом закрыла калитку и пошла по дорожке к дому.
9
Николь сидела за столом в своем кабинете и делала пометки в тетради. В центре стола стояла статуэтка, на которую был направлен яркий свет лампы. Николь считала, что перед ней изображение Сесостриса III, высеченное более 3800 лет назад. Сегодня утром она взяла фигурку с витрины, где экспонат был выставлен для посетителей, чтобы подготовить доклад для ближайшего собрания сотрудников отдела. В музее объект относили к эпохе Среднего царства, но Николь казалось, что эту статуэтку можно датировать точнее. То, что перед ней фараон, не вызывало никаких сомнений: в сложенных на груди руках он держал атрибуты царской власти, а на его голове красовалась корона Верхнего Египта. Статуэтка высотой ровно двадцать семь сантиметров была высечена из диорита.
В нью-йоркском музее хранилась фигурка сфинкса с головой Сесостриса III. И хотя скульпторы той эпохи особо не заботились о внешнем сходстве, а некоторые из них и вовсе видели изваянных ими фараонов только издалека, изображениям каждого правителя Египта соответствуют определенные иконографические детали, по которым можно совершенно точно установить личность изображенного фараона.
Николь пыталась всецело сосредоточиться на работе, но дом в Сен-Жермен-ан-Ле никак не шел у нее из головы. Перед ней то и дело подобно фотоснимкам всплывали события вчерашнего вечера. Вот она стоит в прихожей, а вот гостиная ее будущей квартиры… а теперь улыбающееся лицо мадам Барбье.
Этот дом снился ей всю ночь. Она видела себя: девушка разгуливала по дому и заглядывала в комнаты, закрытые накануне. Проснувшись, она снова ощутила легкое сдавливание вокруг головы, которое впервые испытала в прихожей вожделенного дома. Только теперь оно возникло и почти сразу исчезло. Как бы то ни было, в нем не было ничего неприятного.
Николь посмотрела на часы и упрекнула себя за непомерную тревогу, вызванную предстоящим переездом. «Хорошо, что в субботу я уже буду там», — утешила она себя.
Было около одиннадцати, и девушка собралась сделать перерыв. Решив заглянуть к Сюзанне и Агнес, она выключила лампу, закрыла тетрадь и направилась к двери. Возможно, подруги присоединятся к ней, и Николь расскажет им о своей новой квартире.
«Подумать только, — она беспомощно развела руками. — Я веду себя так, словно у меня появился жених. Ни говорить, ни думать больше ни о чем не могу».
Она не смогла сдержать улыбку и звонко рассмеялась.
Когда Николь вернулась к себе в кабинет, была половина двенадцатого. Обе секретарши, как Сюзанна, так и Агнес, изъявили готовность составить ей компанию, и женщины пошли в кафетерий.
— Если кто-то позвонит, ничего страшного, — сказала Агнес, пожав плечами. — Перезвонят. Имеем же мы право выпить кофе!
В кафетерии они сели по обе стороны от Николь и слушали ее рассказ об удивительном домике в Сен-Жермен-ан-Ле, открыв рот и позабыв о кофе и булочках. Николь описала им все в мельчайших подробностях и сама удивилась этой точности. Ей опять показалось, что у нее в голове находится архив фотографий, которые она может листать и разглядывать по своему желанию.
Покончив с монологом на тему «домик моей мечты», она спохватилась и, опасаясь наскучить своим собеседницам, сменила тему — принялась рассказывать о мадам Барбье и ее причудах.
— С одной стороны, она выглядит очень пожилой, но с другой — обладает ловкостью молодой женщины. Даже не знаю, как вам это объяснить. Она какая-то… и древняя, и современная… Уверена, что в молодости она была очень красивой женщиной. — Николь нахмурилась и на мгновение замолчала. — Хотя я пытаюсь и не могу вспомнить, чтобы в доме было хоть одно ее фото или портрет… Впрочем, то же касается и ее мужа… и ее сына. — Она улыбнулась подругам. — Вы не находите это странным? Я, конечно, побывала не во всех комнатах, но… — она не закончила фразу, а просто пожала плечами. — Возможно, с фотографиями дело обстоит так же, как с телевизором или телефоном. Наверное, они просто ей не нравятся. Жаль, что вы не сможете с ней познакомиться. Она бы вам понравилась. Быть может, когда она вернется из Канады…
Николь попрощалась с секретаршами, которые заверили ее, что обязательно приедут к ней в гости, как только она обустроится на новом месте. «Лучше всего собраться в выходной день. Так у нас будет больше времени…»
У своего кабинета Николь обратила внимание на странное обстоятельство: дверь была приоткрыта. Девушка была готова поклясться, что, выходя на перерыв, как всегда плотно закрыла дверь. У нее в голове зазвенел сигнал тревоги. И дело было не только в двери. Тут было что-то еще, чему она пока не находила объяснения. Николь почувствовала, как участилось ее дыхание и по всему телу расползлось странное онемение, и потянулась к дверной ручке.
Дверь медленно отворилась, скрежеща пересохшими петлями. Николь увидела ее сразу. Зеленоватая статуэтка, изображающая Сесостриса, лежала на полу, у ножки стола.
Девушка наклонилась и обеими руками подняла ее с пола. Так же нежно и заботливо она взяла бы на руки раненого щенка. Статуэтка из диорита раскололась четко по талии. Каким-то чудесным образом голова статуэтки осталась на месте, хотя именно шея, как правило, — самое уязвимое место.
На глаза Николь навернулись слезы, девушка опустилась на пол, сев на пятки, и не выпускала из рук драгоценных осколков того, что полчаса назад было статуэткой.
— Мадемуазель Паскаль, позвольте узнать, что с вами стряслось.
Голос прозвучал от двери, которую она забыла закрыть.
Не поднимаясь с колен, она обернулась и встретилась взглядом с Рене Мартином, старшим хранителем ее отдела.
Хотя шеф задал вопрос, он смотрел на нее без малейшего любопытства, скорее холодно, чем участливо, приподняв одну бровь. Николь поняла, что ей необходимо подняться, что она не должна стоять на коленях перед этим человеком.
— Я хотел бы пригласить вас ко мне в кабинет, — продолжал он, не сводя с Николь пристального взгляда. — Нам необходимо поговорить о… — его взгляд упал на обломки статуэтки в руках у девушки, и он замолчал. Ей показалось, что в его глазах вспыхнуло торжество. Он в упор посмотрел на Николь. — Немедленно объясните мне, что это значит. Я надеюсь, речь идет не о скульптуре из диорита эпохи Среднего царства, выставленной в шестом зале?
Николь ограничилась кивком головы. Она была так ошеломлена и подавлена, что не могла выговорить ни слова.
Рене Мартин сделал шаг и выхватил обломки у нее из рук. Затем он поставил нижнюю часть статуэтки на стол и попытался приложить к ней верхнюю часть, чтобы оценить степень повреждений. Наконец он беспомощно положил разбитую статуэтку на стол и обернулся к хранительнице.
— Мадемуазель Паскаль, это очень серьезно. Чрезвычайно серьезно. Вам придется объяснить, что все это значит.
Его глаза сияли странным блеском, и совершенно подавленная случившимся Николь ощутила укол страха. Это был взгляд безумца.
