Начинало штормить. Набегавшие волны с шумом разбивались о пристань, заглушая шаги сотен бойцов, всходивших по трапам на баржи и корабли. Быстро наступившие сумерки укрыли покачивавшуюся у берега флотилию сейнеров, катеров, буксиров и барж.
Уже совсем стемнело, а я все еще обходил подразделения, готовые к бою. В Тамани, на песчаном косогоре над пристанью, в одной из хат была устроена «дежурка» коменданта причала. В ней полным-полно: командиры, дежурные, армейские и флотские связные — все ждали своей очереди на посадку. Время сигнала к началу движения через пролив приближалось. Погрузка подразделений 302-й горно-стрелковой дивизии практически была завершена...
В «дежурке» за столом с полевым телефоном, освещенным коптилкой из сплющенной медной гильзы, рядом с краснофлотцем-телефонистом сидит командир дивизии полковник М. К. Зубков. Вокруг расположились красноармейцы и краснофлотцы, которым в эту грозную ночь предстоит выполнять боевую задачу. А пока большинство из них спит или дремлет после хлопотного и утомительного предбоевого дня.
Подсаживаюсь к Зубкову, и мы вполголоса обмениваемся мнениями.
Одновременное использование сухопутных и морских сил в бою ставит много новых задач, которые нужно решать сейчас же. Например, красноармейцам сподручнее атаковать противника на земле, где есть возможность маневра и при необходимости можно окопаться, укрыться, сменить позицию. А как будет на воде? Даже бывалый воин полковник Зубков, пытливо приглядываясь к морякам и бойцам своей дивизии, как бы спрашивает их: сумеют ли в бою действовать согласованно и дружно, как единое целое?..
— Вот вы, моряки, повезете нас на тот берег, — обращается Зубков ко мне. — Атаку-то ведь придется начать с расстояния двух-трех километров. Как под артогнем противника мы будем действовать на ваших суденышках? Не очень хорошо себе представляю, каким будет маневр моих бойцов — в полный рост, когда вокруг вода и лобовой огонь? [30]
Эти вопросы он задает не столько мне, сколько себе самому.
К нашей беседе с интересом прислушиваются бойцы и командиры.
— Десант, — отвечаю ему, — и для морских, и для сухопутных войск — дело трудное. Обстановка подскажет, как быть. Но даже если вражеские пушки и пулеметы будут бить в упор, поворачивать назад не станем. Катера сопровождения подавят огонь врага. Будем маневрировать, но так и пойдем, что называется, «в полный рост» к месту высадки.
Я поделился опытом боев под Одессой, где мы ходили на крейсере в атаку на береговую вражескую батарею, рассказал о десанте полка морской пехоты у села Григорьевка.
Вопрос полковника был мне понятен. Бойцов томило неведенье перед необычной схваткой, все знали, как труден будет путь к победе, знали и то, что многих товарищей мы не досчитаемся после боя. Но сильнее всего была ненависть к врагу, стремление честно выполнить приказ Родины и решить боевую задачу десанта.
В этих условиях огромную роль играла работа с личным составом. Политработники, агитаторы беседовали с бойцами, распространяли листовки и памятки десантнику, изданные Политуправлением Черноморского флота, газеты-многотиражки КВМБ и армейских дивизий. Повсюду прошли партийно- комсомольские собрания с повесткой дня «О примере коммунистов и комсомольцев на десанте».
Все с нетерпением ожидали начала операции.
Первыми двинулись на врага торпедные катера со штурмовыми группами. Провожая от причала группу старшего лейтенанта Н. Ф. Гасилина на Камыш-Бурун, я видел: настроение у моряков боевое, люди держатся уверенно и собранно, задачу знают и сделают все для ее выполнения. Пожелал им счастливого плавания и боевой удачи.
Шел четвертый час 26 декабря.
Движение десанта на высадку было начато с опозданием. Главной причиной было все возрастающее волнение моря, затруднявшее как посадку десантников, так и выход судов в пролив.
Необходимо было выполнить важнейшее требование командования — обеспечить внезапность и скрытность десанта. В связи с этим высадка планировалась не позже чем за два часа до рассвета, без предварительной артиллерийской подготовки. Дальнобойной артиллерии 51-й армии и [31] Керченской базы разрешалось открывать огонь только в случае обнаружения действующих батарей противника, с целью их подавления. Дальнейшая артподдержка с таманского берега предполагалась по требованию наступавших частей или корректировочных постов, высаживавшихся вместе с десантом.
Почти одновременно со штурмовыми группами от причала в Комсомольске отошла ударная группа из четырех катеров-охотников: «МО-091», «МО-099», «МО-0100» и «МО-0148». Этим катерам предстояло высадить прямо на причал агломерационной фабрики в Камыш-Буруне одну усиленную роту 302-й горно- стрелковой дивизии 51-й армии. Начальник штаба Керченской базы капитан 3 ранга А. Ф. Студеничников и начальник политотдела базы батальонный комиссар К. В. Лесников, находясь на катере «МО-0100», которым командовал лейтенант Ф. И. Вечный, непосредственно руководили высадкой на этот причал и в дальнейшем должны были возглавить всю высадку десанта в районе Камыш-Буруна.
Было около 5 часов утра. На КП командира высадки контр-адмирала Фролова в Тамани, где я находился вместе с другими офицерами штаба, все были напряжены до предела. По штабным расчетам нужно не более часа, с поправками на задержки в пути, чтобы все быстроходные катера со штурмовыми группами достигли противоположного берега. Однако донесений пока ни от кого из командиров не поступало. Только волны прибоя гулко бились о берег в беспросветной тьме бурлящего, студеного пролива. Других ответов море нам не давало...
В помещении КП, расположенном в блиндаже, специально отрытом и оборудованном в крутом берегу напротив таманских причалов, было тесно и тихо; разговаривали вполголоса и только по необходимости. В сердце нет-нет да и закрадывалась тревога — что там у десантников? Почему молчат?
На КП то и дело звонили телефоны. Коменданты причалов Тамани и Комсомольска сообщали об отходе очередных отрядов десанта; командиры частей, дислоцированных на Таманском полуострове, по запросам с КП информировали о боевой готовности батарей к поддержке десанта; береговые посты службы наблюдения и связи извещали о движении судов в проливе и о том, что замечено на море и на противоположном берегу (с ближайших к нему постов на косах Тузла и Чушка). [32]
Но главного — кодированных радиограмм с торпедных катеров, ушедших на высадку, от штурмовых отрядов, высадившихся на берег, — по-прежнему не было.
Контр-адмирал А. С. Фролов приказал начальнику оперативного отделения И. И. Смирнову запрашивать всех по очереди, начиная с начальника штаба А. Ф. Студеничникова, ушедшего с катерами в Камыш-Бурунскую бухту. Наконец минут через двадцать после первого запроса начали поступать сообщения.
Первым отозвался с Камыш-Бурунскои косы пункт высадки № 2. Старший лейтенант Н. Ф. Гасилин коротко донес, что пункт высадки захвачен скрытно и без потерь. Готовы принимать десантников.
Затем поступило сообщение Студеничникова: рота высажена на причал при незначительном противодействии противника. Отошли в пролив для дальнейшего выполнения задания...
Но за этими вестями последовали тревожные.
Командир штурмовой группы техник-интендант 1 ранга А. Д. Григорьев радировал, что высадился на берег Старого Карантина и ведет бой с превосходящими силами противника, несет потери. На этом связь с ним прекратилась. Больше сообщений о группе А. Д. Григорьева не поступало.
Молчал и не откликался на запросы майор Иван Лопата, посланный командиром штурмовой группы на Эльтиген. Безмолвствовал и высаживавший его группу командир торпедного катера старший лейтенант Коломиец.
Очевидно, и на Старом Карантине, и на Эльтигене происходило неладное. Необходимо было срочно принимать новые решения. Но какие?
Почти все десантные отряды уже находились в пути к пунктам высадки. Первым отошел от таманского причала головной отряд № 1 высадочных средств первого броска под командованием старшего лейтенанта И. Г. Литошенко. Он направлялся в Старый Карантин. Контр-адмирал А. С. Фролов запросил его место в море. Литошенко ответил — прошел Тузлу. Значит, скоро ляжет на курс — на Старый Карантин. А пункта высадки там нет, его не захватила штурмовая группа... Фролов бросил на меня вопросительныи
