– Тихо, – заключил Алатей. – Ни звуков, ни запахов. Запомни, Скильд: полагаться только на глаза не следует, зрение можно обмануть. Зато слух не обманешь, а галиурунны обычно воняют… Пошли обратно, иначе беспокоиться начнут, незачем лишний раз людей пугать.
Царящее в общинном доме уныние отчасти рассеялось благодаря текущему рекой ячменному пиву. Ремигий быстро нашел о чем поговорить с Эремодом и Гуннлафом – здешними жрецами, состоящими «при конунге», а не жившими по обыкновению на капище.
У вандалов, как известно, язык хорошо подвешен, а потому Гундамир заинтересовал дружинных помоложе частью выдуманными, частью лишь слегка приукрашенными сагами о чудесах полуденных стран, Беовульф пытался развлечь Вальхтеов старинными легендами. И все равно истинно варварского праздника, с богатырским весельем, безудержным хвастовством и чувством всеобщей доброжелательности, какое всегда возникало на пирах у Хловиса Меровинга или его дуксов, никак не получалось.
Еще и полночь не миновала, как конунгин, никак не выглядевшая утомленной, вежливо сообщила гостям, что она «устала» и вскоре отправится почивать: семейные покои располагались в дальней части длинного дома, за бревенчатой перегородкой.
Это выглядело странно: Вальхтеов обязаны были проводить в Олений зал, к супружескому ложу Хродгара – так велели правила пристойности, свято соблюдаемые варварами. Жена вождя должна быть примером; если собственный дом рядом, ночевать под чужой крышей не пристало. Однако три пожилые женщины, вероятно супруги или вдовы старейших воинов Хеорота, увели госпожу под угрюмыми взглядами Унферта и озадаченными Беовульфа, Хререка и Хенгеста. У перегородки сразу встали трое вооруженных данов.
– …Интересно знать, конунг сейчас в Оленьем зале совсем один? – пробурчал под нос Беовульф, исподлобья наблюдая за дружинными. Никто из них не выглядел пьяным, так, слегка замелевшие, на ногах держатся крепко. Богатырски опьянел только явившийся с Ремигием-годи лангобард по имени Эрзарих, сын Рекилы, да Гундамира и Алатея слегка покачивает – вандал и ант, что с них возьмешь! Молоды еще.
– Собирай своих. – Беовульф. схватив Хрокмунда медвежьей лапищей за предплечье, притянул дана к себе. – Хозяйка ушла на покой, значит и неженатым воинам в общинном доме делать нечего, нехорошо это. Заберите со столов что осталось, пойдем в мужской дом, как и велит закон.
Дан слегка побледнел, но сдержался, не желая показывать чужаку, что такое решение ему не нравится. Кивнул, подозвал дружинных.
Беовульф поморщился – мальчишки, толку от них никакого. И у каждого отсвет обреченности в глазах. Ничего, пусть привыкают – теперь пришлый Нибелунг здесь конунг!
– Пойду с вами. – На лавку перед Беовульфом уселся худощавый старец, назвавшийся кровным родичем Скильда Скевинга. – Я годи, а жрецам нельзя заводить жен что по вашей вере, что по моей. Стало быть, мне самое место в мужской избе, так обычаями предписано. Эремод и Гуннлаф тоже там ночуют.
– Иди, – пожал плечами Беовульф, вновь отметив, что у христианского годи на поясе висит булава. Значит, с оружием обучен обращаться. – Мне-то какое дело?
Епископ помолчал, видя, что предводитель «Людей Тумана» испытывает к нему чувство, близкое к неприязни. Явно показывать остерегается, не хочет обидеть незнакомого человека и тем более жреца. Причина такой неприязни одна: Скильд Скевинг, также именуемый Северином Магнусом Валентом.
Беовульф опасается, что годи заберет мальчишку, дарованного богами.
– Пускай парень сам решит, – повременив, сказал епископ. Вытащил из пояса золотую вещицу, положил на неровную столешницу. – Это не мои слова. Это слова твоего давнего знакомца… Узнаешь?
На досках лежало кольцо в виде крылатого змея с синим камушком на оконечье хвоста.
Знак Хранителя. Фафнира. Знак несомненный.
– Ты был там, в роще… – изумленно ахнул Беовульф. – Удивительное дело, нашел тропу к Ирминсулу и Фафнир пропустил тебя! Ну, годи, теперь ты с нами связан накрепко, цепью прикован. Не будь это нужно, Фафнир не прислал бы тебя в Даннмёрк! А Скильд… Скильд стал звеном, которое нас связало! Который раз повторяю – избранник богов!
– Потом поговорим. Ночь впереди длинная, за ней придет новый день и еще одна ночь… Отрежу-ка я часть окорока и прихвачу кувшин с пивом, лишними не будут. А ты попроси данов или своих, чтобы проводили Эрзариха в мужской дом. Сам видишь, добраться самому Эрзариху тяжко, а ночевать под открытым небом в Хеороте… кхм… я бы никому не посоветовал.
– Наше появление в Даннмёрке, и не где-нибудь, а именно в Золотом бурге Хродгара, может объясняться случайностью, невероятным стечением обстоятельств, – тихо говорил Северину епископ. Устроились они в самой дальней части дома, рядом с кожаным пологом, закрывавшим вход в оружейную, при лучине. Обнаглевший Фенрир сидел возле Ремигия, положив ему на колени губастую морду. Выклянчивал косточку. – Невозможная цепочка случайностей: именно ты оказался на пути ubilsaiwalas, при этом остался жив, именно тебя нашли Люди Тумана и взяли к себе благодаря подаренному мною кинжалу; я в свою очередь пустился на розыски без четкой цели и руководимый лишь порывом, наитием и желанием сбросить с себя оковы греха гордыни… И попал в сказку. В чем-то волшебную, в чем-то жутковатую. Сказку, в которой каждый встреченный по дороге человек и нечеловек так или иначе направлял мои стопы сюда, в Хеорот…
– Преподобный, вы сами неоднократно говорили: случайностей не бывает, все в тварном мире взаимосвязано.
– Я и сейчас этого не отрицаю. Выходит, мы
– Дядя, по-моему, это чересчур! Скрытый смысл есть в каждом событии, его нужно лишь отыскать через верное истолкование знаков! Посмотри на Беовульфа: он не терзается сомнениями, для него все яснее ясного: в Даннмёрке поселилось зло, которое он обязан истребить, следуя древней клятве…
– Поселилось зло?.. – переспросил Ремигий. – Фафнир сказал: «Из моря выходит не зло, из моря выходит обида; зло лишь питает ее». Драконы любят загадывать загадки и играть словами – по крайней мере, так уверяют саги германцев… На что указывал Хранитель, вот вопрос? Северин, ты еще не уснул?
