— Ну, ладно, не буду, раз вы такой…
— Какой? — с вызовом спросил Сергей. Он слегка откинул голову и внимательно посмотрел на нее.
— Послушайте, Таня, — серьезно начал Сергей. — Я о вас до сих пор ничего не знаю.
— Это допрос? — насторожилась она.
— Нет, почему же…
— Какой же вы чудной! — внезапно рассмеялась Татьяна. — Вам обязательно надо знать мою родословную? — она поднялась с бревен, надела набекрень его фуражку и, дурашливо отдавая честь, отрапортовала: — Слушайте, товарищ начальник! Я — Татьяна Александровна…
Она сразу осеклась, помолчала, сняла фуражку и тихо, даже чуть робко сказала:
— Уже поздно, мне нельзя… Пойдем лучше отсюда.
Они покинули глухой уютный садик. Темнело.
Сергей возвращался в отряд, глубоко задумавшись. Он натыкался на прохожих и один раз нарвался на замечание, не отдав честь офицеру. Потом улицы стали совсем безлюдными. Он вышел на дорогу, идущую меж виноградников к штабу.
Почему она ничего не рассказала о себе? Он был с ней всегда так откровенен, а она вела себя как-то странно. Фамилию не назвала… Портрет запретила писать… Ни разу не разрешила проводить домой… И все знала о нем, даже про беседу о Левитане…
Вдали показался старинный парк. В свете луны он выглядел расплывчатым и таинственным. Из ворот, светя фарами, быстро выехала легковая машина, помчалась в сторону гор.
Сергей повернул и зашагал обратно. Вскоре он снова шел по улицам города — мимо освещенных окон, витрин магазинов и кафе-закусочных, в которых стонали скрипки. Он только узнает, живет ли она в доме № 15. А там будет видно.
Это был небольшой каменный особняк, окруженный железной оградой. Три окна, выходящие на улицу, были закрыты жалюзи. Сквозь них светился огонь.
Сергей толкнул калитку, она оказалась запертой. Он перелез через ограду и направился к крыльцу, тускло освещенному наружной лампочкой. «В таких особняках бывают злые собаки». Он поднялся по ступенькам и нажал на кнопку звонка. Звука не было слышно — так громко билось сердце.
Через минуту за дверью повернули английский замок, и на пороге показалась Татьяна.
Обо всем этом я узнал потом, а сейчас шло собрание, и Легкобитов никак не мог вспомнить, где он провел ночь в нетрезвом виде. В зале наступило тягостное молчание.
Вдруг все услышали, как к штабу подъехала машина. Хлопнула дверца. Забубнил голос дежурного, ему ответил другой — девичий, взволнованный, и через несколько минут в зал вошла девушка. Это и была Татьяна. Высокая, стройная, в оранжевом платье и накинутом на плечи белом прозрачном шарфе, она была очень хороша.
Легкобитов побледнел и вымолвил хмуро:
— Зачем ты приехала?
Объявили перерыв. Все двинулись к выходу и, проходя мимо Легкобитова, удивленно поглядывали на него.
Майор пригласил Татьяну, Легкобитова и меня к себе в кабинет. Здесь-то я и узнал всю историю. Продолжение ее таково.
…Дверь открыла Татьяна. Она была в пестром халате и тапочках на босу ногу.
— Ты?
— Да, я, — ответил он.
— Зачем?
— Нужно.
— А увольнительная?
— Не все ли равно!
Татьяна удивленно вскинула брови, поколебалась с полминуты и громко шепнула:
— Я сейчас, только переоденусь.
Отпускать ее от себя было нельзя.
— Нет, я с вами, — отчетливо проговорил Сергей и шагнул в полутемный коридорчик.
— Ты с ума сошел?!.. Нельзя, — в голосе ее послышался испуг.
— Ведите в комнаты! — приказал Сергей и сжал кулаки. Он был готов к любым неожиданностям.
Настороженность в ее голосе сменилась откровенным изумлением.
— Ну, проходи…
«Вот так-то!» — торжествующе заметил про себя Сергей и вслед за покорно отступившей девушкой прошел в ярко освещенную комнату.
— Таня, с кем это ты там разговариваешь? — послышался из другой комнаты очень знакомый голос.
— Ни с кем, папа, — растерянно проговорила Татьяна, умоляюще посмотрев на Сергея.
Но было поздно. Появился полковник Гусев — в полосатой пижаме и с разобранной двустволкой в руках. Вслед за ним выбежал огромный сеттер, настороженно обнюхал сапоги Сергея и улегся позади, у порога.
Мало сказать, что Сергей остолбенел. И мало сказать, что он был готов провалиться сквозь землю. И что было потом, тоже понятно. Сергей позорно бежал, успев лишь сказать:
— Извините. До свидания.
Потом он долго бродил по улицам и виноградникам, сгорая от стыда и не зная, как объяснить дежурному свое опоздание. Он бродил до рассвета, пока не придумал историю с выпивкой. Это была блестящая мысль. Но вот в отряд приехала Татьяна.
Она сидела перед нами красивая и взволнованная.
— Да, сложная ситуация, — протянул Свиридов. — Как же, товарищ Гусева, вы узнали про комсомольское собрание и все прочее?
— Папа в отряд звонил, — пояснила Татьяна. — Два дня я ничего не отвечала на его расспросы. Боялась рассказать о наших встречах. Он у меня очень строгий. А потом все-таки сказала. И он позвонил в отряд, все узнал и послал меня сюда, езжай, говорит, выясни, за что его привлекают к ответственности.
— Вот видите, как получилось, — заключил Свиридов. — И смех и грех.
Легкобитов старался не смотреть на Татьяну. Он сидел сгорбившись, сжав свои тонкие пальцы, так что они побелели на косточках. Мне стало жалко его. И еще думал я, как поступит майор Свиридов. Но он чего-то выжидал, посматривая на Татьяну.
— Да, и смех и грех, — повторил он.
— Почему вы так говорите? — запальчиво возразила Татьяна. — Сережа хороший, понимаете? Хороший!
Легкобитов метнул на нее благодарный взгляд. У меня вырвался вздох облегчения. А Свиридов хитровато усмехнулся:
— Вот и я говорю, что кому-нибудь расскажи об этом, вашего Сережу на смех поднимут. А если поглубже вникнуть… Вся беда в том, что Легкобитов сильно дернул за спусковой крючок. В общем, будем продолжать собрание.
Мы поднялись, чтобы направиться в клуб. Сергей и Татьяна оказались рядом, и она незаметно пожала его локоть: дескать, ничего, держись…
Заходя в клуб, я подумал: а пожалуй, редактор не напечатает, если я опишу все как было. Скажет, чудак ваш Легкобитов и никакой не герой. Но я все-таки напишу. Не все в жизни бывает ясно и просто. И пусть люди целятся, пусть. Лишь бы не дергали сильно за спусковой крючок.
