стенами и полом. Никто не бросался из темноты, не выл дурным голосом и не пытался пролезть сквозь стены.
Отыскать выход пока тоже не удалось.
Изабель остановилась на очередной развилке, посмотрела влево-вправо, и пожалела, что у нее не оказалось с собой ничего, чем она могла бы оставлять знаки на стенах. Вполне возможно, она уже давно бродит по кругу – полутемные коридоры ничем не отличаются друг от друга. Можно, конечно, выцарапывать на замшелых стенах стрелки кинжалом, но жаль портить лезвие. Она уже сообразила, что угодила в какой- то огромный и запутанный лабиринт, попыталась вспомнить все, что знала о подобных сооружениях, но додумалась только до одной полезной вещи – на каждом повороте сворачивала налево. Мысль, что лабиринт может вообще не иметь выхода, она старалась гнать, как только та осмеливалась показать свою чешуйчатую морду, распяленную в гнусной ухмылке. Она не впадет в панику. Возможно, по сравнению с остальными ей еще повезло – она всего лишь бродит по гигантской пустующей норе. Чутье утверждало, что она по-прежнему находится глубоко под землей, и Изабель не видела причин оспаривать его выводы. Она всего лишь хотела поскорее убраться отсюда и по возможности отыскать своих попутчиков.
Из левого коридора несло гнилью и прелыми листьями. Изабель принюхалась, недовольно скривилась, поколебалась, но все же пошла вперед, чуть пригнувшись и сжимая в руке кинжал с тонким, острым лезвием. Пока она использовала его только один раз, и то не по назначению – после некоторых размышлений отрезала подол собственного платья до колен, чтобы не мешался под ногами. Неровно обрезанные лоскуты тщательно обернула вокруг ладоней – не перчатки, но хоть какая-то защита.
«Мак-Лауд носит юбку, и ничего, никто над ним не смеется, – угрюмо размышляла она, возясь с плотной тканью, не желавшей поддаваться стали. – Впрочем, только полный дурак рискнет острить по поводу его одежды… или манеры разговаривать… или поведения… Черт, я бы не отказалась от пары штанов – наплевать на приличия, зато бегать удобно».
Бегать, как упрямо подсказывало ее сердце, придется еще много.
– Из огня да в полымя, – вслух проговорила Изабель, пытаясь хотя бы звуками собственного голоса разогнать осязаемо висящую вокруг хрупкую тишину. Кожаные сапожки еле слышно шлепали по неровным плитам пола, она чувствовала, что натерла мозоли на обеих ногах. Еще немного – и придется искать укромное местечко для отдыха, хотя вряд ли она сможет заставить себя вздремнуть в этом месте. Поэтому она шагала дальше и дальше, пристально вглядываясь в полумрак в поисках малейшего движения, вслушиваясь и раздумывая о том, как быть. В миг первоначального испуга, когда она пришла в себя в тупике одного из коридоров, ее, точно безжалостная молния, пронзила мысль – вдруг ей предстоит целую унылую вечность скитаться по равнодушным пустынным коридорам? Отблески этого кошмара еще порой мелькали в уме, затмевая все здравые соображения.
«Возможно, мне все это только кажется, – упрямо твердила она. – Я сплю и вижу сон».
От этой мысли становилось еще хуже. Любые сны рано или поздно подходят к концу, и что она увидит, когда проснется? Комнату в замке Ренн и тусклые, похожие на фальшивые медяки, погасшие глаза наследника фамилии де Транкавель? Лучше уж мрачный лабиринт… За все в конечном счете приходится расплачиваться.
Она замерла, повернув голову набок и насторожившись. Нет, не показалось – издалека доносились непонятные звуки, похожие на ритмичное «топ-топ-топ». Убежать или пойти навстречу? Бегство выглядело более разумным – вряд ли тут можно наткнуться на доброго самаритянина или другого такого же заблудившегося посетителя. Это местечко мало походило на излюбленное место уединенных прогулок.
«Смотря чьих прогулок, – Изабель поежилась и навострила уши. – Почему я только позволила им совершить такую глупость? Мы могли бы попробовать бежать другим путем. Могли бы… Кого ты пытаешься обмануть? Нам не оставили иного выбора. Не скули, пошевеливайся, если хочешь жить!»
Следующая развилка предоставляла ей целых четыре возможных пути, и она упрямо выбрала самый крайний слева проход. Топот стал отчетливее, теперь она уже не сомневалась, что поблизости бродит некое крупное создание. Не человек, слишком тяжелые и частые шаги. Животное. Скорее всего, опасное. Она пошла быстрее, настойчиво твердя себе, что не должна, не имеет права срываться в бессмысленный бег. Если она побежит, зверь услышит ее и наверняка захочет разузнать, кто забрел в его владения. Пока она ведет себя тихо, у нее остается возможность проскользнуть незамеченной. Здесь должен быть выход. Какой прок создавать лабиринт без выхода, ведь тогда пропадает само его содержание и цель? Во сне она сейчас или все происходит наяву – не имеет значения. У нее есть долг и невыполненные обязательства, и никакие запутанные коридоры не заставят ее сдаться, захныкать и истошно звать на помощь.
«Выберешься – сможешь вволю порыдать, и желательно на чьем-нибудь надежном плече, – хмыкнула она, перепрыгивая через расплывчато поблескивающую лужу. – А сейчас помалкивай».
Она едва не споткнулась о ступеньку ведущей вверх лестницы и поспешно начала подниматься, стараясь одновременно коситься назад и вперед. На ум пришло совершенно неожиданное и несвоевременное воспоминание. Однажды ей довелось побывать на острове Крит, в городе Капее, и вместе с несколькими друзьями она отправилась посмотреть на развалины царского дворца, выстроенного в те времена, когда пожар войны еще не погубил великолепную Трою. На одной из уцелевших стен она заметила полустершуюся от времени фреску, изображающую тавромахию, танцы с быками. Люди казались такими маленькими по сравнению с животными…
«Это бык, – панически подумала Изабель. – Бык, вот кто там ходит!»
Ей отчетливо представился этот самый бык – черный с белыми пятнами, коротконогий, грузный и невероятно проворный. У него будут длинные, изогнутые рога, изжелта-светлые на концах и каштаново- темные у основания, и красные маленькие глаза навыкате. Он учует ее, побежит следом и непременно догонит, потому что с рождения знает все хитросплетения коридоров. Она еще успеет почуять его теплое, вонючее дыхание, прежде чем острые кончики рогов с размаху вонзятся ей в спину чуть пониже лопаток. Наверное, она успеет вскрикнуть и увидит, как на противоположной стене расплывается грязное пятно выплюнутой ею густой крови. Она упадет, бык пробежит дальше и вернется – завершить дело. Он пройдется по ней, слушая, как трещат ломающиеся человеческие кости, может, обнюхает труп, пыхтя и недовольно фыркая. Потом он отправится дальше, обходить лабиринт в поисках шатающихся по коридорам подозрительных личностей.
Она уже не шла – бежала, судорожно хватая отдающий тухлятиной воздух и слыша нарастающий рокот. Случилось то, чего она боялась: зверь почуял чужака и отправился в погоню. Она неслась по мелькающим мимо коридорам, все быстрее и быстрее, факелы сливались в сплошную оранжево-красную полосу, бык скакал где-то сзади, не приближаясь, но и не отставая, грохоча рогами по стенам и зло ревя. В какой-то миг Изабель почудилось, что ее почти догнали, она истошно завизжала, оглянулась и запуталась в собственных ногах.
Приземление вышло неудачным и на редкость болезненным. Она с размаху приложилась левым бедром о камни пола, заскользила дальше, выронив кинжал и нелепо размахивая руками, врезалась в стену и зажмурилась, ожидая сокрушительного удара снизу вверх.
На макушку ей с потолка упала тяжелая капля и разбилась. Изабель нерешительно приоткрыла один глаз, затем второй, осторожно приподнялась. Коридор пустовал. Никаких быков и иных животных. Она представила себя со стороны – растрепанная девица в платье с косо обрезанным подолом, из которого торчат нитки, стоит на четвереньках в пустом коридоре и еле слышно подвывает. Глаза у этой особы вытаращены, сердце колотится, точно собирается вот-вот разорваться, кожа бледная, точно шляпки вырастающих в заброшенных сырых погребах поганок, перекошенный рот разинут и с его уголка наверняка тянется прозрачная ниточка слюны. Полюбуйтесь, люди добрые, на девицу, всегда гордившуюся своим хладнокровием и выдержкой!
– Изабель-Джулиана Уэстмор, ты глупая гусыня, – пробормотала она и тыльной стороной правой ладони вытерла рот. Губы походили на два плохо выделанных и пересохших кусочка кожи. Изабель качнулась в сторону, неловко села, подвернув ногу. – Даже не гусыня, вы – квочка. Вы отвратительны, мистрисс Уэстмор. Вы ошибка Господа, позор семьи и достойны только всеобщего презрения.
Она привалилась к влажной стене, пару раз шмыгнула носом и тяжело вздохнула. Кажется, воображение сыграло с ней дурную шутку. Может, в этом месте потаенные страхи обретают плоть и кровь? Миг назад бык действительно существовал, она заметила его краем глаза, когда оборачивалась – черно- белый, с низко опущенной лобастой головой, он мчался за ней, выбрасывая вперед короткие толстые ноги, и
