из его ноздрей вырывались струйки горячего пара, каплями оседавшие на холодных стенах.
– Им бы стоило написать на стенах: «Xie sunt taurus»[20], – с истерическим смешком Изабель поднялась на ноги и поковыляла дальше, наклонившись, чтобы подобрать кинжал. Лабиринту удалось сделать то, чего не могли добиться люди – заставить ее на несколько мгновений испытать всепоглощающий ужас. Она не столько испугалась быка, угрожавшего растоптать ее, как человек мимоходом растаптывает гусеницу. Ее тревожило иное – что, если здесь, в месте, лишенном времени, ведется игра без правил? В обычном мире любой лабиринт – не только запутанное строение, но и зашифрованная фраза, символ в извечном безмолвном разговоре людей и Бога. В нем обязательно должен иметься выход – как любое изречение завершается логическим выводом. Но если здешний лабиринт создан безумцами, презревшими все законы, и она обречена до конца времен бегать по темным коридорам от черного быка и иных чудовищ, явившихся из древних языческих времен?
– Я же не Тезей, – поделилась она с мокрыми стенами. – И даже не Ариадна. Я всего лишь Изабель, и у меня нету спасительного клубка.
Она прислушалась – топот отдалился и вроде бы затих, что ничего не означало. Бык мог вернуться. Может, он уже вернулся и крадется по соседним коридорам, подняв тяжелую морду и ловя влажным носом запах ее страха…
«Прекрати! Прекрати немедленно!»
От злости на саму себя она с размаху ударила сжатым кулаком по камням и немедленно затрясла ноющей рукой. Кажется, подземелье мало-помалу добилось своего – она вновь начала паниковать, оборачиваться на каждый шорох и несколько раз нарушила правило поворотов.
«Может, я умерла? – всплыло новое безрадостное соображение. – Это местечко мало похоже на рай, но ад оно тоже не напоминает. Оно вообще ни на что не похоже. И, уверена, всевидящий и всезнающий Господь редко заглядывает сюда. Тут правит кто-то другой, или здесь вообще нет хозяина. Брошенные руины, по которым бродят некогда грозные, а теперь забытые призраки, ища, кого бы напугать. Темный пыльный чулан для отживших свое чудовищ, вот куда ты угодила!»
Она резко выдохнула, пытаясь вместе с воздухом избавиться от всех пугающих мыслей. Неважно, как называется это место и кому оно принадлежит. Важно одно – как его покинуть.
Впереди мелькнул свет, более яркий, нежели от факелов на стенах. Изабель невольно пошла быстрее, прихрамывая на каждом шагу, потом резко остановилась. Свет – еще не спасение. Он может оказаться ловушкой. Надо прижаться к стене и идти на цыпочках.
Еще несколько осторожных шагов. Теперь она разглядела распахнутую дверь, за которой вроде бы не тянулся очередной опостылевший коридор, а располагалось какое-то большое помещение. Изабель стояла, закусив губу и раздумывая, потом с обреченным видом пожала плечами и шагнула вперед. Все равно ей не из чего выбирать. Если ей суждено сегодня умереть – под копытами быка или от собственных страхов, значит, так и произойдет. Ей очень хотелось, чтобы рядом оказался Франческо – он бы посоветовал, как поступить. При всех своих недостатках и странностях Франческо обладал одной полезнейшей способностью – безошибочно разбирался в людях, их желаниях и стремлениях. Но мессир Бернардоне пребывал где-то далеко, и, без сомнения, отгадывал собственные загадки. Она мысленно пожелала ему удачи. Ему и всем остальным. Потом перехватила кинжал, направив лезвие чуть вверх, толкнула дверь и вошла.
Она очутилась в круглом зале, около десяти шагов в поперечнике, с плавно изогнутым куполом потолка, с которого свисало на длинных цепях чуть раскачивающееся огромное бронзовое колесо, утыканное множеством оплывающих свечами. По всей окружности зала темнели проемы открытых дверей – не меньше полутора десятков возможных дорог в неизвестность. Слегка опешившая, а потому удвоившая внимательность Изабель медленно, переступая с носка на пятку, отошла от двери и недоуменно повела головой, решая, который из проходов ей больше по душе. Кажется, повезло – она добралась до центра лабиринта или, по крайней мере, до какого-то важного места…
Створки еле заметно дрогнули и одновременно захлопнулись со звуком, напомнившим Изабель стук опускаемой крышки гроба. Она шарахнулась назад, невольно расслышав еще кое-что – скрип задвигаемых засовов. Руки лихорадочно зашарили по гладкому дереву, темно-желтому, лишенному даже намека на дверные ручки и скважины. Не поверив ощущениям собственных пальцев, она присела, уставившись на равнодушную створку. Вскочила, перебежала к другой, затем к следующей, встречая везде одно и то же…
«Меня заперли! – загнанная в тупик крыса заметалась в голове, пытаясь спастись. – Закрыли в самом сердце лабиринта!»
Она метнулась к следующей двери, поскользнулась, едва не упав, и тупо уставилась на острый носок сапога, выпачканный в чем-то красном. Перевела ставший отсутствующим взгляд на пол зала – ровный, сложенный из светло-коричневых шестиугольных плиток. Поверх них кто-то размашисто начертал яркой красной краской огромный сложный знак – многоконечную звезду, обрамленную несколькими окружностями. Изабель по невнимательности наступила на один из лучей рисунка, смазав его и превратив в бесформенное пятно.
«Как я могла не заметить его с самого начала? – вяло подумала она, прижимаясь к стене и чувствуя, как поневоле начинает съезжать вниз. – Или, когда я вошла, его еще не было?»
Раздался тихий звон – Изабель выпустила кинжал из ладони. Теперь она сидела на корточках, вжавшись в крохотную нишу между двумя выступами каменной кладки, и смотрела прямо перед собой. Обычно живые и яркие, ее голубовато-зеленые глаза напоминали пару застывших на морозе лужиц. Больше некуда бежать, она сама пришла в расставленную ловушку. Скоро сюда явится тот, кто нарисовал пугающий символ, и тогда настанет время ответить за все. Она ни мгновения не сомневалась, кто именно откроет одну из запертых дверей. Рамон обещал вернуться за ее душой, и он это сделает. Непременно сделает.
«Одна, – тоскливо подумала она. – Совсем одна. Он затащил меня в место, спрятанное от всех, и оставил дожидаться, зная, что я никуда не убегу. Он умирает там, наверху, но никогда не умрет здесь, в темном лабиринте своей души. А чтобы не скучать в ожидании Страшного Суда, он прихватил с собой меня».
Она не могла точно сказать, сколько просидела так, бессмысленно пялясь на перечеркивающие пол красные линии и невнятно бормоча про себя. В какой-то миг она точно услышала свой голос со стороны и вяло подумала, с какой стати повторяет именно эти слова? Допустим, чтение Pater Noster вполне объяснимо – человеку необходимо верить в защиту высших сил, особенно если он угодил неведомо куда. Но почему между молитвами она принималась почти беззвучно напевать песенку, слегка отдававшую терпким яблочным ароматом прежнего, исчезающего Зеленого Острова:
– Хотелось бы знать, кого вы так старательно ищете, молодая особа? – сварливо поинтересовалась Изабель. – Очередного рыцаря на белом коне? Не волнуйтесь, никто за вами не прискачет. У ваших рыцарей хватает неприятностей и без вас.
Она пошевелилась, разминая затекшие ноги, и попыталась встать. Хромая, совершила несколько кругов по залу, старательно осматривая каждую дверь. Она даже пересчитала их – ровно двенадцать. Попытка узнать время по тому, как быстро сгорают свечи на бронзовом колесе, не удалась – белые толстые столбики не желали уменьшаться в размерах, и Изабель решила, что это вполне отвечает здешним порядкам, отвергающим любые законы и традиции.
В отчаянье она шлепнулась на четвереньки и попыталась заглянуть в щели под дверными створками, но и тут ей не повезло. Двери настолько плотно примыкали к каменным порогам, что не пролезало даже тонкое лезвие стилета. Изабель тихонько зарычала – наполовину от страха, наполовину от ярости – и снова уселась ждать неведомо чего. Время неслышно текло мимо, не задевая ее, единственными звуками оставались далекая мерная капель да шлепанье изредка срывавшегося вниз воскового наплыва. Изабель превратилась в раскрашенную статую, жили только ее мысли – быстрые, нетерпеливые и тревожные.
«Это загадка, – повторяла она себе. – Забудь о Рамоне и его бреднях. Ты должна понять, в чем кроется здешний секрет, разгадать его смысл и тогда наверняка сможешь выбраться. Ищи решение. Неужели после всего, через что нам довелось пройти, ты опустишь руки и заноешь: извините, я устала, это мне не по силам и вообще это не мое дело?»
Нам.
