Ричарда. Этим завершалась история ее короткого правления на Сицилии – Иоанна, отягощенная несколькими тысячами унций золота, уезжает домой и остается для Танкреда просто отдаленной дружелюбной родственницей. Договор подписали, заверили королевской печатью и на том наследство вдовы было поделено.
Ричард Львиное Сердце все решил за сестру. Ему требовалось немедленно завладеть приданым Иоанны.
Мессинский замок просыпался. С самым рассветом поднялись король Танкред и приближенные – им следовало отправляться за город для обустройства даваемого в честь гостей турнира. Оседланные кони ждали сицилийцев во дворе и, едва на башне отбили первый литургический час, молодой король покинул Мессину. Уставшие за ночь гости – те, кто уже встал на ноги – подлечивали головную боль остатками вина и разъезжались по домам. Филипп-Август Французский, ночевавший в бывших покоях Вильгельма, дрых беспробудно, ибо привык вставать незадолго до полудня.
В коридорах обозначилось утреннее шевеление. Меняли посты, разносили знатным постояльцам теплую воду и незамысловатый завтрак, состоявший из яблок, хлеба и легкого вина. Вполне выспавшийся Казаков бдел, где и положено – возле двери принцессы. Беренгария разбудила его, едва заслышав ржание и повизгивание коней, доносящиеся со двора.
– Если Элеонора нас застанет в таком виде, – хмыкнула принцесса, – всей ее терпимости придет конец. Мне предстоит долгое и показное нравоучение о грехе блуда, а вас она просто выгонит, шевалье. Впрочем, все было чудесно, не правда ли?
– Беренгария, ты никогда не слышала об одиннадцатой заповеди, не записанной в Евангелиях? – Казаков, одеваясь, хитро покосился на принцессу.
– Как же, – наваррка подавила смешок. – Говорят, будто ее придумали еврейские ростовщики и ломбардские торговцы. В Писании сказано: «Не кради, не прелюбодействуй, не возжелай…» Итальяшки всегда добавляют: «В первую же очередь – не попадайся». Элеонора наверняка оставит вас при моей особе еще несколько дней. Полагаю, Ричард не захочет быстро играть свадьбу… Идите, мессир Серж! Только сначала поцелуйте. В лобик, как и положено верному, но целомудренному рыцарю. В лобик, я сказала!
Казаков едва не строевым шагом мерил коридор из конца в конец, озирая безмолвных сицилийцев- охранников при легких кольчугах и мечах. Лица танкредовских воинов оставались категорично хладнокровными, как на бюстах Цезарей Рима. Про себя они, наверное, посмеивались, но выразить свои чувства не смели даже легким движением губ. Небось, и не такое видели. Если известный цистерианец Петр Клюнийский поименовал некоторые нынешние монастыри «блудищами Содома», то какого же названия заслуживают обиталища людей светских? Вертепов и лупанариев, не иначе…
Невинная и скромная Беренгария, прекрасная принцесса и будущая королева, для своего возраста (невеликого по меркам двадцатого века и более чем взрослого по воззрениям двенадцатого столетия) имела достаточный опыт общения с мужчинами – это господин оруженосец выяснил на самом себе, но, впрочем, ничуть не возражал против столь новых и приятных знаний о эпохе Крестовых походов. Потом Беренгария призналась, что в Наварре и в соседнем Лангедоке у нее остались два безутешных любовника, с которыми она имела дело с четырнадцати лет. Конечно, принцесса их любила или, скорее, «они ей нравились».
– Кто же, если не секрет? – фривольно поинтересовался Казаков, не думая о том, что подобный вопрос принцессам задавать неприлично. Беренгария состроила трагическое лицо, вздыхая над варварством оруженосца, однако ответила:
– Я четыре года дружила с шевалье Хуаном де Рамалесом, вы его не можете знать – Хуан происходит родом из маленького поместья в Кастилии. Он был оруженосцем моего отца…
Беренгария внезапно остановила речь и смущенно кашлянула.
– О втором ты не хочешь говорить? – догадался оруженосец.
– Почему же… Он был не второй, как ты выражаешься. Так, мимолетное увлечение. У нас есть соседи, подальше к востоку, за Пиренейскими горами. Графы Редэ. Иногда они приезжают в гости, отец несколько раз навещал их замок… Весьма необычное и притягательное место, называется – Ренн-ле-Шато.
«Ренн-ле-Шато? – у Сергея возникло странное воспоминание, определенно относившееся к веку двадцатому. – Что-то знакомое… Про катарских еретиков или про какие-то найденные сокровища, я ведь читал… Нет, не помню».
Беренгария продолжала, медленно подбирая нужные слова:
– Два года назад я познакомилась с наследником графа Редэ, Рамоном. Правда, он был женат, но… Неважно. Вначале Рамон меня очаровал – потрясающе красивый мужчина, обходительный и нежный. Мы встречались несколько раз и с каждым вечером мне становилось все страшнее. Прекрасная оболочка, под которой скрывается чудовище.
– То есть как? – не понял Казаков.
– Это словами не выразишь, нужно видеть человека и знать его близко. Вот сейчас Рамон очарователен и любезен, а в следующий миг посмотришь на него и видишь в глазах черный омут. Пустоту. Бездну. У Рамона прелестная жена, но он, словно бросая вызов всему обществу и Церкви, открыто живет со своим любовником, который, подумайте только, брат жены!
«Удивительно, насколько у них распространен содомский грех, – воздохнул про себя Казаков. – Этот Рамон, Ричард туда же… Про Филиппа-Августа Мишель сплетничал… Женщин, что ли, не хватает? Не Средневековье, а древний Рим нероновского образца!»
– Однажды я сказала Рамону, что между нами все кончено, – говорила принцесса, словно исповедуясь. – Он ушел. На следующий день слуги нашли мою собаку с отрезанной головой. Я уверена, это сделал он, желая отмстить. Хорошо еще, не напустил на меня порчу или не заколдовал – все графы Редэ славятся общением с силами потусторонними. Младшая сестра Рамона, Бланка – наверняка ведьма… Я долго общалась с этой семейкой, они приезжали в Беарн и жили у нас почти полгода.
– Ведьм не бывает, – легкомысленно отозвался Казаков. – Ваш Рамон, наверное, чересчур пресыщен. Такое случается с теми, кто, имея все мыслимые богатства, устает от удовольствий.
– Нет, вы не правы, – очень серьезно возразила Беренгария. – Графы Редэ, их еще называют де Транкавелями – люди крайне необычные. Все до одного. Семья у них большая и у каждого в глазах сумасшедшинка. Хуже всего Рамон и его отец – мессир Бертран. Среднего брата, Тьерри, я вообще не поняла. Мне показалось, будто в жизни его ничего не интересует. Он вечно витает в облаках… Или душа Тьерри ходит гулять под землю. Самый милый среди них – Хайме, младший. Вот им я и увлеклась после Рамона.
– А Рамон? Как он посмотрел на то, что младший брат крутит любовь с бывшей подругой?
– Промолчал и сделал вид, будто ничего не заметил. Но я уверена, он запомнил обиду. Мне он ничего не смог бы сделать, я – дочь короля. А вот брату…
– Ты выбирала любовников по своему излюбленному принципу «необычности», я правильно догадался?
– Да, правильно. В Транкавелях есть что-то особенно притягательное. С Хайме я урывками встречалась полтора года, вплоть до времени, когда приехала Элеонора Пуату и мой отец дал согласие на брак с Ричардом. Мы весьма романтично попрощались, когда королевский кортеж останавливался в Тулузе. Хайме примчался из Ренна на взмыленной лошади, уговаривал бежать с ним, но сами понимаете – принцесса не имеет права соглашаться на личное счастье. И я не думаю, что получила бы упомянутое счастье с одним из Транкавелей. Даже от совсем юного и безрассудно влюбленного Хайме меня иногда бросало в дрожь.
– Надеюсь, я не произвожу подобного впечатления?
– Нет, шевалье. Вы просто чужой. Чужой для Франции, Наварры или Англии. Это очень заметно. Вот хотя бы… Вы католик?
– Нет, – честно ответил Казаков. – Как это по вашему? Ortodox? Византийская вера, принятая в Константинополе? Очень похоже на католицизм, разница только в непризнании Папы вселенским патриархом и двух словах молитвы «Символ веры».
– Да, я слышала, – кивнула Беренгария. – Монахи мне объясняли. Схизматики утверждают, будто Святой Дух происходит только от Отца, а римский престол полагает, что от Отца и Сына. Так вот, вы, пусть и немного по-другому – верите, вы христианин. А Транкавели не верят ни во что. Нет, они прилежно ходят в церковь на мессы – я сама видела, как старый граф стоял вместе с моим папой на Рождество перед алтарем. Но это только видимость. Фиглярство. Балаганный фарс.
