сторонам. Отца рядом не было.
— Папа!
— Здесь я, здесь, — донеслось снаружи. Наспех застегнув пуговицы, Кларисса выбралась из фургона. Капканных дел мастер, присев на корточки, внимательно разглядывал землю.
— Ну, как тебе спалось?
— Хорошо; только я немножко замерзла под утро… Что там у тебя?
— Да вот, понимаешь… — капканщик нехотя кивнул на углубление в песке. — Похоже очень на след. Точней сказать не могу; тут повсюду эта жесткая трава — а она распрямляется почти сразу, как на нее наступишь… Досадно, право.
— Наверное, это твой собственный отпечаток, — предположила Кларисса. Вместо ответа отец поставил ногу на песок. Подбитая гвоздиками подошва тяжелого сапога четко пропечаталась рядом.
— Не нравится мне это… Ладно, дочка, давай приготовим завтрак.
Затопили печурку. На дрова пошли доски от ящиков со снаряжением — капканщик вчера предусмотрительно увязал их и принайтовил к заднему бортику. Перекусив, тронулись в путь. Атаназиус то и дело сверялся с ручным компасом. Растительность понемногу становилась разнообразнее, но это не радовало: мелкий, пружинистый кустарник так и норовил вцепиться в колеса. Нагнувшись, капканщик отломил ветку и удивленно хмыкнул: это была карликовая береза.
Синеватая полоска так и маячила вдали, дразня воображение; лишь во второй половине дня они приблизились настолько, что стало можно различить отдельные деревья.
— Дай-ка мне подзорную трубу… — попросил Атаназиус во время очередной передышки.
Маленькая рука высунулась из-под парусинового полога и протянула требуемое. Да, все верно — низкорослый, но густой ельник. Забавно: иглы на ветках не темно-зеленые, как в Титании, а голубовато- серебристые… Стоп, а это что такое?! Сутулая, худая как щепка, оборванная фигура была уже на опушке; спустя миг она исчезла среди хвои; и все же капканщик не сомневался в увиденном.
— Знаешь что? Давай-ка мы с тобой сменим курс: боюсь, среди деревьев возок застрянет. Да, приготовь ружье и палаш, пусть они будут под рукой.
— Там есть кто-нибудь? — опасливо полюбопытствовала Кларисса.
— Нет… — солгал отец. — Просто мало ли что…
Теперь они шли на юго-восток; и весь день капканщика не покидало ощущение чужого взгляда — со стороны леса как будто тянуло легким холодком. Атаназиус часто останавливался и приникал к окуляру; но ни разу не увидел ничего, кроме разлапистых еловых веток.
— Сегодня ночью спать придется по очереди, — предупредил он дочь. — Как стемнеет, разожжем небольшой костер и будем караулить, коли чего заметишь — сразу меня буди…
— Ладно. Пап, меня совсем не клонит в сон: можно тогда я буду сторожить первой?
— Хорошо, гляди только, чтоб не сморило. Почувствуешь, что глазки смыкаются, — сразу буди меня.
Хворост здесь имелся в изобилии, — засохшие карликовые деревца с трудом ломались, но хорошо горели. Они собрали несколько охапок топлива; при экономном расходовании его должно было хватить до утра. Съев приготовленный дочерью немудрящий ужин, капканщик завалился спать, справедливо рассудив, что до темноты непрошеных гостей ждать нечего — в противном случае они уже объявились бы.
Разбудил его встревоженный шепот Клариссы:
— Папа, папа, вставай! Мне кажется, сюда кто-то идет…
Схватив палаш, капканных дел мастер выбрался из фургончика. Уже совсем стемнело; в ночи ярко полыхал костер. Огонь выхватывал из тьмы лишь малый клочок земли; и там, за границей освещенного пространства, слышались шорохи и негромкие голоса.
— Ну что, я же был прав, прав? Скажи, что я был прав, вождь, скажи! Ты сам видишь: целая проклятущая повозка! Я случайно заметил их, когда проходил землями Пустобережного урочища; и сразу, сразу предупредил тебя, сразу… Мне обязательно полагается за это доля… Какая-нибудь хорошая вещь!
— Не суетись так, Сломанный Нос! — посоветовал некто. — Что там у тебя за доля, разберемся позднее; покамест ты еще ничего не заслужил, я так мыслю…
— Эй, кто там? А ну, объявись! — рявкнул капканщик. Голоса замолкли, из темноты выступили тощие жилистые фигуры. Были они грязны и оборваны; с лицами, заросшими густыми неопрятными бородами. Ввалившиеся щеки, сгорбленные спины; глаза, мрачно поблескивающие в глубоких ямах глазниц… Да это же сплошь старики, мельком удивился Атаназиус, глядя на всклокоченные сивые космы пришельцев; или тяготы жизни сделали их такими раньше срока…
Кларисса испуганно выглянула из-под брезента.
— Э, да он здесь не один! — обрадованно прошепелявил кто-то. — Смотрите, какая аппетитная цыпонька прячется! Цыпа-цыпа-цып…
Атаназиус, глядя в глаза ближайшему разбойнику, медленно вытянул клинок из ножен. Металлический шелест заставил оборванцев отступить на шаг.
— Эй! — хрипло воскликнул один, очевидно, предводитель шайки. — Мы можем договориться по- хорошему! Тебе все равно не сберечь свое добро: подкараулят и убьют… А коли отдашь возок сам — отпустим с миром, ступай себе…
— Хорошо, — разомкнул губы капканщик. Он давненько не держал в руках оружия с длинным клинком, но крепко помнил правило: дистанция, на которой фехтовальщик достает неискушенного врага, как правило, несколько больше, чем кажется последнему. Еще бы один шаг…
— И девчонку! — торопливо облизнулся разбойник. — Ее тоже у тебя отберут…
— Хорошо, и девчонку… — улыбнулся капканщик.
— И… С-сапоги, т-твои с-сапоги…
— Сначала убери саблю! — потребовал главарь; Атаназиус улыбнулся еще шире и сделал движение, будто вкладывает палаш в ножны, — но вместо этого резко оттолкнулся ногой, вложив всю силу и скорость в короткий рывок. Клинок со свистом описал кольцо — и вновь застыл острием вперед; по лезвию лениво сползала темная капля. На бородатом лице медленно проступило выражение крайнего изумления. Разрубленный наискось до середины груди негодяй опустился на колени, словно для молитвы, — и сунулся лицом в землю. Все замерли; капканщик опустил палаш, спокойно достал из кармана пистолет и выпалил в ближайшего разбойника. Тот со страшным криком повалился навзничь и принялся корчиться, держась за живот. Это решило дело: в следующий миг оборванцы бросились во тьму. Лишь раненый протяжно стонал да скреб землю, покуда удар палаша не оборвал его мучения.
— Ну вот и все; можешь спать спокойно, — буркнул Атаназиус дочери, вытирая лезвие пучком жухлой травы. — Я покуда покараулю.
Уснуть Кларисса смогла лишь под утро. Фургончик то и дело потряхивало; в этот день капканщик шел почти без остановок, быстрым шагом — он уже приноровился и к тяжести своего груза, и к особенностям пути, почти без раздумий выбирая наиболее удобную дорогу. Вскоре лес остался позади, зато все чаще стали встречаться камни — большущие, сглаженные временем валуны, вросшие в землю. Кое-где они были высотой с дом, так что приходилось давать крюка в обход. Поглощенный этими маневрами Атаназиус не сразу заметил, что небо стало другим. По правую руку облака выгибались исполинским куполом, словно обтекая край невидимой линзы; в последующие дни ему часто доводилось наблюдать этот атмосферный эффект над озером Лигейя.
Водная гладь открылась взору неожиданно: обогнув могучий, поросший ельником утес, путники узрели побережье. Языки галечных пляжей глубоко врезались в пологую сушу, свидетельствуя о ярости бушевавших здесь штормов. Поверхность озера имела странный, неуловимый цвет: то, что еще минуту назад казалось угрюмой свинцовой толщей, вдруг начинало мерцать изумрудной зеленью от пробившегося сквозь тучи солнечного луча; а в следующий миг налетевший ветерок расчерчивал все до самого горизонта серебристой штриховкой мелкой ряби. У самого берега вода играла всеми оттенками розового и кирпично- красного, отражая цвет прибрежных камней. Кларисса, словно завороженная, взирала на сказочные превращения: в эти минуты девочка не вспоминала ни о ночном кошмаре, ни о ждущей их впереди неизвестности.
Тащить фургончик по берегу оказалось не самым простым делом: колеса то вязли в мелкой гальке, то
