зрачка; и сам взгляд — на миллионы лет старше человеческой расы. Волот смотрел сквозь него, как сквозь воду… Исполинская фигура нагнулась. Невероятных размеров рука с толстыми, растрескавшимися сучками ногтей потрепала серебристый мех на волчьей холке.
— Зверко! — затрепетал в глотке голос, более похожий на рык. — Хороший мой, зверко!
— Кто ты?! — хрипло выдохнул капканщик.
Существо выпрямилось.
— Волковарио! — прогрохотало над головой Атаназиуса. — Я — Волковарио! Куда путь держишь?
— На восток… То есть… Туда, — Атаназиус махнул рукой в сторону горячих ключей.
— Ищешь хр-рам? — то ли вопросительно, то ли утвердительно рыкнул Волковарио. Капканщик кивнул.
— Палом… Ник! — Слова давались волоту с трудом; видно, он давным-давно ни с кем не разговаривал. — Ты… Паломник!
— Паломник… — на всякий случай подтвердил Атаназиус.
Волот наморщил лоб. Лицо его, почти человеческое, было отмечено печатью неуловимого уродства; что-то чувственное и одновременно звериное скрывалось в этих чертах — может быть, из-за глаз…
— Давно не бывало… Паломника! — проворчало существо. — Последние много-много лет назад… Тр-р-ролле!
— Что?!! — Атаназиус аж задохнулся. — Ты знаешь о братьях Тролле?!! Ты… Ты доведешь нас туда, где были они?!
Волковарио нагнулся к самому лицу капканщика и несколько мгновений внимательно изучал его, потом оскалился в жутковатой улыбке.
— А пр-роведу! — зарокотал он. — Звер-рки! Подь! Подь сюда, зверки!
Хищники тут же окружили волота, но не так, как это сделали бы собаки — скорее признавая его вожаком, чем хозяином.
— Вер-ревку! Веревку давай! — потребовал Волковарио. — Зверки помчат… Зверки!
Не веря своим ушам, Атаназиус полез в фургон. Ремней и веревок у них хватало; Волковарио же управился со своими «зверками» невероятно быстро — можно подумать, он только и делал, что запрягал их в сани. «Впрочем, откуда я знаю, — подумал капканщик, — может, так оно и есть…» В упряжке оказались шесть огромных зверей; остальные тыкались мордами в тела мертвецов, ворочая их… Да они же кормятся! — сообразил вдруг Атаназиус, чувствуя, как шевелятся волосы на затылке. Волковарио закончил дело и бесцеремонно влез под брезент, заняв добрую треть свободного пространства; остро чувствуя свою беспомощность, капканщик последовал за ним. Кларисса сидела меж ящиков, сжавшись в комочек, — лишь глаза испуганно поблескивали под капюшоном. Волот, казалось, не обратил на девочку никакого внимания; он подхватил первый попавшийся мешок, уселся на него и рыкнул:
— Звер-рки мои! Впер-ред, зверки мои!
Сани рванулись с места так неожиданно, что капканщик опрокинулся на спину. В этот Волковарио обернулся, нашел взглядом Клариссу… И подмигнул ей.
Как быстро бегут волки?
Как быстро бегут полярные волки по свежему снегу? Как быстро несутся сани, запряженные шестерной упряжкой чудовищ, каждое из которых в холке достает до плеча взрослому человеку?
Взрывая сугробы, закручивая поземку вслед за полозьями, опасно кренясь на косогорах… Мелькали черные стволы деревьев; лунный серп летел сквозь облака. Капканщик не знал, сколько времени продолжалась безумная скачка, он потерял ощущение реальности происходящего. Волковарио время от времени порыкивал, направляя бег своих рысаков; но те, похоже, сами знали, куда им следует держать путь, — и не ведали усталости. В конце концов Атаназиус задремал, а потом и вовсе забылся глубоким сном. Бояться теперь было некого, кроме их провожатого — а тут уж он ничего не мог сделать ради своей безопасности.
Пробуждение было внезапным. Кругом висела мертвая тишина. Сани стояли. Волковарио исчез, будто дурной сон. Капканщик испуганно оглянулся, теплый комок у него под боком сонно зашевелился от резкого движения.
— Ты здесь! — с бесконечным облегчением выдохнул Атаназиус. Заботливо укутав Клариссу одеялом, он осторожно выглянул из-под брезента. Они были в лесу; месяц светил так ярко, что от древесных стволов по снегу протянулись глубокие длинные тени. Внезапно неподалеку послышался волчий вой — короткий, улюлюкающий; а спустя несколько мгновений тишину разорвал пронзительный, тут же захлебнувшийся визг. Кларисса вздрогнула и покрепче прижалась к отцу.
— Ничего, дочка, ничего… Это зверье лесное охотится, — прошептал капканщик.
У самого борта фургончика вдруг послышалось тяжелое дыхание, поскуливание, взрыкивание; синевато-серебристые тени скользили меж деревьев, валялись в снегу, играли друг с другом… Из-за кустов выступила исполинская фигура. Волковарио раскинул руки, поднял косматую голову к небу… И завыл. Сперва отозвался один волк, потом еще несколько — и вот уже вся стая, задрав морды, выводила жутковатую и прекрасную в своей первозданной дикости песнь.
Атаназиус почувствовал, что девочку бьет мелкая дрожь; да и ему, закаленному в битвах и приключениях, было весьма не по себе. Волот меж тем подозвал нескольких «зверок» и принялся увязывать сбрую. Спустя несколько минут он залез в фургон. Капканщик вздрогнул — к острому звериному духу теперь ясно примешивался запах свежей крови.
— Поели зверки мои! — радостно осклабился Волковарио. — Шибче побегут теперь… Шибче! Бегите, зверки мои!
И вновь — бешеная скачка; ветви деревьев хлещут парусиновую крышу, да подбрасывает на ухабах… Капканных дел мастер не имел представления, сколько они уже проехали: измеритель расстояний действовал только вкупе с колесами. По правую руку время от времени возникали быстрые ртутные проблески — стало быть, они по-прежнему двигались берегом Лигейи. Впереди и с боков мелькали светлые волчьи спины: то ли почетный эскорт, то ли свирепая стража, не поймешь… Остановки делали еще дважды: волот менял в упряжи «зверок», руководствуясь какими-то собственными мотивами — на взгляд Атаназиуса, ни один из гигантских волков не выказал даже тени усталости. Наконец лес закончился. Брезжил серенький рассвет. Фургончик остановился на бровке; вниз шел пологий скат, а за ним лежала пустынная, каменистая равнина — до самого горизонта.
— Волчий Гребень, — махнул ручищей Волковарио в сторону оставшегося позади леса; и, указав вперед, с некоторой торжественностью объявил:
— Урочище Долина Судьбы!
С этими словами он покинул фургончик, распряг волков и что-то переливчато рявкнул им. Страшные звери окружили великана, тычась носами в его руки; а потом вдруг сорвались с места и исчезли среди деревьев. Волковарио протяжно завыл им вслед.
— Кровь поет! — не слишком внятно пояснил он капканщику и добавил: — Дальше пешком.
Атаназиус присел, потрогал снег, сжал в кулаке — сквозь пальцы закапала вода.
— Тает! — покачал он головой. — Лучше все-таки поставить на колеса.
Процедура заняла не слишком много времени. Капканщик хотел уже впрячься в ременные постромки — но тут Волковарио обратился к вышедшей размять ноги Клариссе.
— Часы, детко! Часы!
Девочка удивленно взглянула на гиганта; она не сразу поняла, чего тот хочет. Единственные
— Часы, детко! — продолжал настойчиво требовать Волковарио. Атаназиус нахмурился и шагнул к дочери, пытаясь заслонить ее собой. Девочка завороженно смотрела в глаза волота; рука ее, словно сама собой, нырнула за пазуху, нащупала тяжелую серебряную блямбу…
— Свет, детко! Свет! — Голосу этого существа нельзя было противиться; и тонкие пальцы нажали часовую головку. Некросвет залил все вокруг; он показался девочке непривычно ярким.
— Разрази меня гром!!! — потрясенно выдохнул капканных дел мастер.
Волковарио рухнул на колени. С ним что-то происходило; что-то невозможное, невероятное:
