— По-моему, вы хороший человек, — ответил парень.
Мне от него было нужно совсем не это. Я хотел знать, подхожу ли я, по его мнению, для такого дела. Нет, даже не это. К какой стороне общества следует отнести меня — к фасаду или изнанке? Опять не то. Что же я все-таки хотел от него услышать? Может, для того чтобы решить, как жить дальше, мне необходимо было узнать, чего я стою, по мнению этого молодого, младше меня лет на пятнадцать, парня? Или я жаждал откровенности, добивался, чтобы он принял меня послезавтра в полноправные соучастники? У меня наготове были новые вопросы, но парень перебил меня:
— Давайте оставим этот разговор. — Он коротко взглянул на меня и снова стал смотреть на дорогу. — По-моему, и самому человеку не дано понять, что он представляет собой на самом деле.
На этом беседа и закончилась. Сказать мне больше было нечего. Парень абсолютно прав. Я действительно сам себя не понимаю — почему, попав в такую передрягу, я не испытываю ни малейшего страха? Почему не пытаюсь бежать? Почему я не смог жить так, как живут остальные люди? Весь я состою из одних противоречий. Ничего-то я о себе не знаю.
Несусь я на чужой машине в какой-то неизвестный мне город, рядом — незнакомец, от которого за версту несет опасностью. Что мог ответить парень на мой дурацкий вопрос? «Вы хороший человек» — и больше ничего. Я тоже ничего не могу в нем понять, хоть мы прожили бок о бок уже много часов, вместе ели, рядом спали. Может быть, послезавтра он станет мне понятнее.
Я стал думать об этом дне. Вполне вероятно, что у парня ничего не выйдет. По-моему, шансов на успех у него мало. Быстрые ноги, сила и ловкость вряд ли помогут ему прорваться через охрану. Зачем он выбрал такое оружие? Нужен пистолет, чтобы можно было осуществить акцию с расстояния в несколько метров. Но мне хочется, чтобы парень воспользовался именно той штукой. Той самой, которая спрятана в саквояже. Если бы от парня требовалось всего лишь нажать указательным пальцем на спусковой крючок, он не казался бы мне особенным человеком.
Парень совсем заворожил меня — и я понял это только теперь. Я не могу осуждать его. Он не кажется мне ни слепым орудием, которым кто-то управляет с безопасного расстояния, ни маньяком, готовым на любое преступление, лишь бы оставить свое имя в истории. Возможно, выбрал его на эту роль С., но решение-то парень принял сам. Он не похож на послушного раба, да и юношеской пылкости в нем тоже нет. Парень — сам себе хозяин, над ним нет никого. И поэтому он по-настоящему свободен. Вот как я считаю. Да, он именно таков.
Я здорово расчувствовался. Собственно говоря, эмоции переполняли меня все это время, с того момента, когда я увидел парня в первый раз. Если бы не огонь, сжигавший меня изнутри, я бы давно уже вышел из игры. Как убедился бы в том, что дело нечисто, только бы они меня и видели. А теперь мне даже денег не нужно, ей-богу. Какое право имеет С. называть парня
Хорошо бы девки оказались стоящие, подумал я. Если сегодня ночью парень останется недоволен, я в лепешку расшибусь, но достану завтра такую, которая ему понравится.
Парень все насвистывал. Я сидел, яростно вцепившись в руль и сверля глазами ленту шоссе. Никогда еще не вел я машину так осторожно, даже когда выезжал куда-нибудь с детьми. Если навстречу мчался грузовик для дальних перевозок, я сжимался в комок — вдруг шофер уснул за рулем.
Таксист набросал на клочке бумаги маршрут. Я без труда нашел нужную улицу, и вскоре впереди показалось море, а слева — дом в японском стиле, окруженный высокой каменной стеной. По виду он напоминал обыкновенный ресторан, только в месте был расположен не совсем обычном: сзади — сосновая роща, впереди — песчаный пляж, никаких других строений поблизости.
Автомобильная стоянка располагалась во дворе, но роскошные решетчатые ворота были закрыты. Я посигналил. Сразу откуда-то выскочил маленький старикашка и, низко кланяясь, раздвинул тяжелые створки. Во дворе стояло две машины, обе с местными номерами, так что я не понял, кому они принадлежат — хозяйке заведения или гостям.
Мы вошли в прихожую, разулись, старикашка тут же убрал обувь в ящик и уволок его куда-то. Нам навстречу вышла миниатюрная пожилая дамочка, поставила две пары шлепанцев и вопросительно на меня посмотрела. Я повторил то имя, которым назвался по телефону. Дамочка, сложив ладони, почтительно поклонилась и неожиданно хриплым голосом произнесла: «Добро пожаловать». Это она говорила со мной по телефону.
Следом за ней мы поднялись на второй этаж Хотя по внешнему виду заведение и напоминало ресторан, внутри оно было устроено совершенно иначе и скорее смахивало на гостиницу. В доме царила тишина. Дамочка провела нас по коридору к предпоследней двери. За дверью оказалась комната в японском стиле. Когда хозяйка раздвинула сёдзи, открылся вид на море. Несмотря на наглухо закрытые окна, в комнате не было душно — работал кондиционер.
Я хотел посадить парня на почетное место, но он уперся и ни в какую, только повторял как заведенный: «Ну что вы, как можно».
Пришлось мне самому садиться во главе стола. Я сунул дамочке купюру и сказал:
— Сначала — поужинать.
Попросил принести пива. А потом, подмигнув, спросил, все ли у них готово. Хозяйка молча кивнула и бесшумно выскользнула из комнаты. Парень, отвернувшись к окну, смотрел на море. Оно было совсем близко — вспыхивая звездочками, катились к берегу невысокие черные волны, но шум прибоя поглощали толстые стекла. Вдали горели огни судов, светились фонари лодок, вышедших в море на ночной лов.
Мы сидели молча. Парень потягивал чай, я курил сигарету. Я пока не объяснил ему, зачем мы сюда приехали. Наверное, он думает, что мы завернули в обычный ресторан поужинать. А может, и догадался, что к чему. Я ведь спрашивал его тогда, на террасе, про женщин. Он еще ответил, что ничего против них не имеет.
Вновь появилась та же дамочка, и под ее руководством три официантки расставили на столе блюда. Так даже лучше, чем если бы они носили их одно за другим. Все это были дары моря. Я посмотрел на официанток: молоденькие и хорошенькие, но явно не из тех, кто должен развлекать нас сегодня ночью. Парень не обратил на них ни малейшего внимания. Он поглядывал только на меня, на еду да еще на море. По-моему, когда официантки удалились, он даже вздохнул с облегчением.
— Приятного аппетита, — сказала хозяйка. — Когда пожелаете удалиться на отдых, позвоните по этому телефону.
— Ну, приступим? — Я плеснул парню в бокал немного пива. — Сегодня мы ночуем здесь. Так что пейте и ни о чем не думайте.
Я залпом осушил свой стакан, но парень к пиву даже не притронулся, а накинулся на еду. В отличие от него, я только пил, и бутылка в два счета опустела. Каждый раз, поднимая бокал, я мысленно произносил тост. Сначала за парня, сидевшего напротив меня и умудрившегося сохранять столь завидное спокойствие. Потом за его успех послезавтра. Выпил и за С. Ну, и себя не забыл.
Вот пошла уже третья бутылка. Мне казалось, что я могу выпить целое море. Но сегодня я хлестал пиво не для того, чтобы обо всем забыть. И не для того, чтобы заглушить отвращение к самому себе или распустить нюни, думая о том, как я одинок и никому на свете не нужен. Никто не выбрасывал меня из общества — я сам из него ушел. И не надо об этом забывать. Многие, наверное, стали меня презирать, но только какое мне до этого дело!
Если бы те, кто знал меня раньше, увидели, каким я стал сейчас, им пришлось бы переменить свое мнение. Представляю, как отвисла бы челюсть у моих бывших коллег, у жены и братца. Так вот, значит, для чего он все это затеял, подумают они, вот к чему он стремился.
Прошли времена, когда я растерянно бормотал: «Как, почему так вышло?» Я прекрасно помню тот день, когда, получив смехотворно маленькое выходное пособие, оказался за воротами фирмы. Мимо спешили по служебным делам никчемные людишки, сжимая в руках папки с бумагами. Все они, все до единого, казались мне жалкими бездарями, вот то давнее чувство превосходства снова всколыхнулось во мне, приобретя несколько иную окраску, я снова был доволен жизнью. Пускай они живут долго, много-много лет, каждый день трясясь, как бы чего не случилось. Мне такая жизнь не нужна, большое спасибо.
