предложении, которое принял, уйдя из торговой фирмы, где проработал три года, чтобы стать главой вновь организованного отдела в инвестиционно-банковской фирме. Он без умолку болтал о новом жалованье – полмиллиона долларов в год, – ежегодных рождественских премиальных, составлявших еще пару сотен тысяч, возможности пользоваться лимузином и самолетом компании и привилегии обедать в столовой для высшей администрации банка. Митч узнал о новом назначении неделю назад, но специально не хотел ничего сообщать до приезда Кей, потому что хотел вместе с ней отпраздновать великое событие. Именно поэтому он и был так разочарован, когда не смог вчера вечером увидеться с девушкой, и вот почему, даже не позвонив предварительно, появился утром в отеле и настоял, чтобы Кей провела с ним несколько часов.
Митч ни за что не пожелал слушать никаких отказов.
Столовый зал клуба выглядел очень величественно, а атмосфера, царившая, в нем, была крайне удушливой. Митч упомянул, что воскресный обед был единственным событием, когда в клуб допускались женщины, и все-таки большинство столиков в просторной комнате, отделанной дубовыми панелями, было занято пожилыми мужчинами, обедавшими в одиночестве.
Под потолком висели синие облака дыма, поднимавшиеся от контрабандных кубинских сигар. Многие из этих пожилых джентльменов опустили воскресные выпуски финансовых газет, чтобы взглянуть на стоявшую на пороге столовой Кей. Она привыкла к мужским взглядам, но сейчас не могла сказать, смотрят на нее восхищенно или неодобрительно. Членство в «Меркантайл Трейдерз Лиг» вряд ли доставляло много развлечений мужчине в возрасте Митча, но он, естественно, вовсе не поэтому мечтал туда попасть – главной целью было получить положение в обществе и произвести впечатление на окружающих. Поэтому Митч и привел ее сюда, заехал за Кей в большом, как автобус, лимузине, хвастался своим жалованьем.
Но Кей вовсе не была потрясена, скорее опечалена столь явной переменой в Митче, пока тот изо всех сил рисовался собственными успехами. Она все время вспоминала ту неделю, проведенную в пути; он был невоспитан, грубоват, но жизнерадостен и чистосердечен. Правда, теперь внешне Митч выглядел гораздо лучше – идеальная стрижка, укладка феном, сшитый на заказ синий костюм в тонкую полоску, золотые часы фирмы «Патек Филипп», возможно, стоившие больше годового заработка его отца. Но все же Кей находила наманикюренного, пахнувшего одеколоном Митча гораздо менее привлекательным, чем того неотесанного молодого идеалиста, мечтавшего переделать мир.
Она заметила, как Митч сунул пятидесятидолларовую банкноту в руку метрдотеля, усадившего их за один из лучших столиков у окна. Кей долго молчала, восхищаясь открывшимся пейзажем. В Городе Ветров стоял еще один холодный зимний день, но яркое утреннее солнце отражалось от свинцовой поверхности реки, медленно несущей свои воды мимо угрюмого здания.
– Тебе нравится? – спросил сидевший напротив Митч.
– Очень. Не стоит так стараться произвести на меня впечатление, Митч.
Нетерпеливое раздражение усиливалось еще и из-за разительного контраста с Джимом Болтоном. Джим обладал состоянием, позволяющим купить стоившую десятки миллионов авиакомпанию, но ездил в обыкновенных, взятых напрокат машинах, обедал в дешевых ресторанах и без ложного стыда признавался в низком социальном статусе отца.
– Я бы хотела узнать о тебе больше, и не только, какое жалованье ты получаешь, – продолжала девушка. – Твой отец, например. Как он?
Кей знала, что мать Митча умерла два года назад от рака груди, а к Леху Карлошику девушка особых симпатий не питала. Однако ей было интересно узнать, как тот относится к успехам сына.
– С ним все в порядке. Я пытался заставить его уволиться, или, по крайней мере, найти другое место. Хотел содержать его, может, даже купить винную лавку. Но он и цента не желает у меня взять.
– Может, ему нравится его работа.
– Нет. Всегда ее ненавидел. Просто упертый сукин сын.
Вспомнив мрачную гордость Леха и презрение к стремлению сына оторваться от собственных корней, девушка предположила, что Лех отказывается от денег сына не только из чистого упрямства.
Официант принес меню. Митч велел ему принести бутылку шампанского.
– Самого лучшего, что у вас есть.
– Не находишь, что для шампанского слишком рано? – заметила Кей.
– Кто это сказал, что для шампанского никогда не поздно, – кажется, Лиз Тейлор?
Митч кивком подтвердил заказ, и официант отошел.
– Я же сказал, что мы празднуем, – повторил Митч, – и жалеть денег не собираюсь.
– Митч, я рада, что у тебя так хорошо идут дела. Но совсем не обязательно лезть из кожи вон ради меня.
– Разве?
Митч наклонился над столом.
– Почему, ты считаешь, я работал день и ночь, чтобы так быстро подняться? Что подстегивает мое честолюбие, Кей, какая мечта?
Он испытующе взглянул на девушку.
– Потому что так долго хранил это в сердце… я все еще хочу тебя, Кей, и никогда не забывал… Между нами произошло столько всего, над чем я не имел власти. Но я знал, что мы найдем дорогу друг к другу. И ты увидишь, как много я могу дать тебе, какая сказочная жизнь у нас может быть!
Напряженное лицо чуть смягчилось, будто непонятный приступ, державший его в тисках, на миг отпустил.
– До сегодняшнего дня был счастлив этой мечтой – она толкала меня выше и выше.
Кей была одновременно тронута и смущена его признанием. Она не хотела быть объектом такой привязанности. Только вчера сердце выбрало другого. Но она понимала, что одержимость Митча только воспламенится еще больше, если она скажет, что увлечена другим человеком. Как объяснить ему, заставить
