интересовали места, где побывали молодые люди, события на ярмарках.
Но упорное молчание Леха так нагнетало напряжение, что Кей невольно начала задаваться вопросом, зачем Митч привел ее в свой дом? Может, хотел, чтобы она увидела худшие стороны его жизни, прежде чем их отношения зайдут дальше?
Они уже почти закончили с ужином, когда Лех, наконец, заговорил.
– Значит, – обратился он к сыну, – ты успел одурачить достаточно народа и уговорить голосовать за того типа, на которого работаешь?
Митч бросил на Кей извиняющийся взгляд.
– Папа, прошу, никакой политики. Кей вовсе не обязательно слышать, как ты чернишь ее отца.
– Она может защищать его, если пожелает.
Анна пыталась вмешаться, что-то тихо бормоча мужу по-польски.
– Да, да, – ответил Лех, – она гостья, поэтому мы должны вести себя прилично! Как политики – всегда рассыпаются в любезностях, пока стараются добыть побольше голосов, но стоит им отвернуться – плевать они хотели, сдохнем мы или протянем еще немного.
– Может, нам стоит уйти, Лех? – сказал Митч, поднимаясь.
– Сиди! – рявкнул Лех. – Рассуждаешь насчет вежливости, а сам бежишь из-за стола, не дожидаясь, пока мы поедим?
– Все в порядке, – тихо ответила Кей Митчу; тот молча сел.
В кухне царило неловкое молчание, пока Анна убирала со стола и подавали кофе с вкусным домашним ореховым тортом.
Лех, сделав глоток, спросил:
– Вам не интересно узнать, мисс Уайлер, почему я не стал бы голосовать за вашего отца?
Анна охнула.
– Папа, зачем тебе это надо? – взорвался Митч.
– Потому что это правда! – заревел Лех. – Ты привел ее сюда, Михал. Думаешь, я сразу стану врать и подлизываться?
– Нет! – заорал Митч. – Я надеялся, что ты забудешь о безумной ненависти, которую питал все эти годы, если познакомишься с его дочерью, увидишь, какой она порядочный человек.
Кей переводила взгляд с отца на сына, поняв, что дело тут не в политике, и ее отец имеет к этому какое-то отношение.
– Скажите, мистер Карлошик, – спросила она, – почему вы не стали бы голосовать за Рэнделла Уайлера?
Лех пригвоздил ее к месту взглядом темных мрачных глаз.
– Потому что он защищал убийцу моей дочери. Анна приглушила вопль салфеткой.
– Никто ее не убивал, – процедил Митч, явно повторяя в тысячный раз один и тот же довод, как всегда во время бесчисленных семейных споров.
Но Кей не сводила глаз с Леха, пока тот рассказывал. Его семилетнюю дочь положили в Чикагскую больницу вскоре после того, как семья приехала в Америку. У нее была высокая температура, поэтому перед операцией девочку должны были подлечить, однако сильнодействующие средства ослабили ее организм, и малышка умерла на операционном столе.
– Я был готов смириться перед Божьей волей, – глухо сказал Лех, глядя на белую скатерть, словно видел перед собой стерильную больничную белизну, – но медсестра, которая была на операции, сказала, что хирург допустил ошибку. Мы так ничего и не узнали бы, не будь эта девушка полькой. Уж она-то разделяла нашу боль! Преступная небрежность – вот как это называется. Этих врачей нужно было наказать, но они лгали, а мистер Уайлер – очень умный человек. Он выиграл дело, и никто не понес наказания. Теперь понимаете, почему я не буду поддерживать его? Голосование – это выражение доверия, не так ли? Иными словами, мы вроде как отдаем голос своей души.
Тронутая тем, какое значение придавал свободным выборам этот сбежавший от тирании человек, Кей сочувственно кивнула.
– Но мой сын забыл все это, – горько добавил Лех, – только потому, что увидел в газете снимок красивой девушки… богатой… и думает, что нашел способ добиться своей цели.
Кей резко вскинулась. Митч упоминал, что видел ее фото, хотя и отрицал, что именно поэтому вызвался помогать Уайлеру.
– Не слушай этот вздор, Кей, – поспешно вмешался Митч и повернулся к отцу.
– Я верю совсем в другие вещи. Почему тебе так трудно это понять?
– Потому что ты вообще ни во что не веришь, только отвергаешь нас и все, чем живет твоя семья. Мы бедны, ты желаешь разбогатеть и сделаешь все, чтобы добиться своего, даже откажешься от родителей, от собственной крови…
– Что это значит? – процедил Митч.
Лех Карлошик отвел глаза, словно не давал труда ответить. Взбешенный Митч вскочил, сжимая кулаки.
– Что это значит, черт возьми?!
Лех тяжелым взглядом уставился на сына.
