– Позовите отца Амброза. Отнесите брата в часовню, а Кенварда в зал. – Джулия повернулась к Фальку: – Вашей помощи не потребуется, милорд.
Подобрав юбки, она пошла через грязный двор, сопровождаемая собаками. На пороге кухни ее встретила леди Фредесвайд.
– Это Рэндал, мама. И… – ее голос прервался, – Кенвард тяжело ранен.
Леди Фредесвайд обняла дочь за плечи, и они вошли внутрь. Мать пошла в часовню – бдеть над телом погибшего сына, а Джулия взяла свои снадобья и поспешила в зал лечить Кенварда. День быстро угасал, домочадцы столпились во дворе, взбудораженные последними событиями: сначала из сарая вынесли завернутое в полотно тело Рэндала, потом – неподвижного Кенварда.
Вырванный из послеобеденного сна отец Амброз, румяный и взъерошенный, несколько сконфузился, когда у дверей часовни натолкнулся на людей, несших покойника. Поодаль в сумраке высилась грозная фигура Фалька. Шагнув к оробевшему священнику, тот протянул ему кожаный кошель с серебряными монетами.
– На церковь, отец, – резко произнес он, глядя на отца Амброза такими глазами, что тому сразу стало ясно: вопросов лучше не задавать.
Леди Фредесвайд зажгла все свечи, которые только нашла, они потрескивали и наполняли чадом вечерний воздух. В часовне пахло ладаном и сыростью, падубом и паутиной, пол был твердый и больно давил на колени, на которые она опустилась перед алтарем со склоненной головой, с четками в руках.
В зале Джулия следила за тем, чтобы Кенварда удобно положили у очага на меховую подстилку. Почистив и зашив рану, Джулия приложила к ней тампон с пахучей мазью и перевязала. Потом встала и, убедившись, что пес не беспокоится, пошла в часовню.
Тело Рэндала лежало на алтаре. Джулия опустилась на колени рядом с матерью и отцом Амброзом и, перебирая четки, стала молиться за душу брата. Внезапно ей подумалось, что из всех, в ком течет кровь ее отца, осталась она одна, но и ей суждено носить имя норманна.
Фальк решил провести остаток вечера у очага со своими рыцарями. С ним находились пятеро анжуйцев и оруженосец, юный Сандер, мать которого была датчанкой. Арви, бородатый, старше Фалька на десять лет, был гвардейским капитаном, четверо других тоже были полноправными рыцарями, но предпочли принести присягу на верность Фальку в уверенности, что вместе с ним добьются успеха в жизни.
Они сидели плечо к плечу, бросали кости, переговаривались, попивая наилучшее бургундское вино. Фальк, глядя на них, попытался вспомнить, в скольких битвах он участвовал с ними вместе, и удивился – выходило больше, чем пальцев на обеих руках.
Алан, смуглый, горячий, хорошо владеет двуручным мечом, да и копьем тоже; коренастый Тьери… большой забияка, отличный кулачный боец; голубоглазый Люк… любит всех мирить, а его хрупкое сложение обманчиво – сражается он отлично; наконец, самый молодой и красивый из всех, светловолосый Пьер, которому еще только предстоит доказать свою надежность.
Они принялись доедать то, что оставалось на неубранных столах с обеда. За едой Арви, заметив, что в зале нет ни одного сакса, сказал:
– Это самое хорошее, что случилось сегодня.
– Да-да, – засмеялся Тьери. – Не люблю этих саксов.
– Да уж, упрямый народ, – согласился Фальк, глядя в свой кубок и видя там бледное лицо, обрамленное золотистыми волосами. – Вильгельм хочет сделать нас единой расой, но, по-моему, они нас будут ненавидеть и через тысячу лет.
Словно в подтверждение его слов Кенвард, спящий на своей меховой подстилке, пошевелил хвостом и глубоко вздохнул.
Слуги постепенно разошлись, и в часовне остались только Джулия, ее мать и отец Амброз. Леди Фредесвайд, опасаясь, что муж Джулии будет недоволен, стала уговаривать ее уйти.
– Ты бы лучше пошла, дочка, тебе пора в постель.
– Нет, мама, я побуду с ним до утра.
– Я сама побуду.
– И я тоже.
– Твой муж рассердится.
– Его не так просто рассердить. И потом, мне всё равно, что он там себе подумает. Я не собираюсь, точно шлюха последняя, спать с ним сегодня!
– Джулия…
– И не делайте вид, будто это вас удивляет, мама. Разве это не правда?
– Конечно, нет! Тысячу раз нет! Ты его законная, повенчанная жена.
Джулия стряхнула руки матери, когда та попыталась ее обнять, и, поджав губы, уставилась гневным взглядом на висевшее над алтарем распятие. Вечер сменился ночью, в замке воцарилась тишина, свечи почти догорели и грозили вот-вот погаснуть.
– Схожу в кладовую, принесу еще, – сказала Джулия, вставая.
Взяв огарок, она стала осторожно спускаться по темной лестнице. В кухне она скорее по памяти – там царила кромешная тьма – прошла к двери кладовой, вертя в холодных пальцах тяжелый ключ. Наконец дверь открылась, и Джулия вошла в тесное помещение, наполненное запахами сушеных трав, специй, вина, мыла и воска. Взяв четыре большие свечи, она пошла обратно.
Из мрака выступила тень, и большая мозолистая рука зажала Джулии рот, не давая закричать.
– Это всего лишь я, жена, – раздался шепот Фалька, и он возник перед ней, большой и высокий.
Он убрал руку, Джулия открыла рот, судорожно вдыхая воздух.
