Следователь Тупикин курил на балконе. Он знает почему горят в городе иномарки, почему взрываются особняки на плановом посёлке. Впервые не хочется раскрывать эти преступления. Нет желания, нет того порыва, что был раньше. Но, как не тяни, а есть сроки, есть начальство, есть обязанность. Небо серело на востоке, за водонапорной башней должно появиться солнце. Последний год. В декабре на пенсию.. И гори оно синим огнём…
Ночь не властвовала над железнодорожным городком Новобобёрском, но и утро где-то запропало. Несмотря на раннее время, по улице Строителей, выходившей к зарослям ивняка поймы речки Велижки, по холодной пыли бодро вышагивала босоногая ватага с удочками на плечах. С левой стороны на путях мокли в росе остовы вагонов, полуразбитые платформы. Утреннюю прохладу размывали писклявые гудки проносившихся электропоездов, им вторили сигналы маневровых тепловозов. Бубнил, как старик у ворот базара, на сортировочной горке, селектор. Здесь старинные переводные стрелки, тупики.
Пахло мазутом и креозотом. Мрачные высокие стены ремонтных мастерских сливались с бетонной оградой, стоящей на краю огромного карьера, в котором брали песок для штукатурки стен жилых домов и цехов заводов. Раньше в мастерских ремонтировали стрелковое оружие, сваривали направляющие для «Катюш», выпускали миномёты, переплавляли военный скарп, привозимый с фронтов.
Исчезли очереди и талоны. В магазинах и магазинчиках продают у нас иностранные конфеты, консервы, вина и сигареты. Прошло время и хозяйки поняли, что куриные окорочка, привезённые из-за океана, – это не только тридцатилетнее куриное мяско, но и заграничная водичка, который они нашпигованы. Продавцы, чтобы сбыть импортную продукцию, пишут на коробках магические слова: «ПРОИЗВЕДЕНО В РОССИИ».
– Что врать!!! – кричали досужие бабки. – Наши окорочка жёлтые, и в перьях. А эти чистенькие.
– Нашли помойку. Всякую дрянь везут! – возмущались покупательницы.
– Дожились. Своей кукурузы не стало! Горох не можем консервировать.
– Глядите, бабы, грибы из Китая привезли, сухие. Будто свои кончились.
Это случилось в то далёкое время, когда слово «безработица», когда-то вызывало недоумение. А теперь людей сокращали, не платили зарплату. Плоды наступающего капитализма вкусили не только в Новобобёрске. Работа исчезала. О ней часто говорили, что она – не Алитет, в горы не уйдёт. Был такой роман Тихона Сёмушкина «Алитет уходит в горы».
Теперь она ушла. Никто не знает куда. Её ищут, читая газеты. Мужчины, лишившись статуса добытчика, не могли содержать семьи. Начались разводы. Сильный пол становился слабым. От безысходности пили и травились. Импортное пойло крепко било по карманам и по печени. Пришла досель малоизвестная наркомания. Подростки нюхали клей, курили лавровый лист.
Захваченные предприятия и фабрики, принадлежали не городу, а лишь единицам. Эти единицы построили свой новый город. Вырублены деревья в лесопарковой зоне. Запруженная речка, наполнила своей водой небольшое водохранилище. …Он выглядел довольно симпатично. Архитекторы приложили руки и головы, проектируя коттеджи, напоминающие замки. Дома строились быстро и добротно. Я удивлялся – откуда мастера? Ещё недавно штукатурили стены с такими волнами, что если захочешь сделать волнообразный угол, не получится, но умудрялись. Сдавали квартиры с недоделками. Рассохшиеся рамы так корёжило, что стёкла лопались, а высохшие полы перестилали те же плотники, но за дополнительные рублики.
Попасть в этот город «счастья» могли не все. Была охрана. В домах не забивалась канализация, не подмигивали лампочки, а вода из кранов текла постоянно. Народ городской называл поселение – «Кулацким посёлком». Пожилые граждане уверенно доказывали, что вот-вот и кончится новый НЭП. Коммунисты с алыми стягами стояли у ног бетонного вождя, клеймили позором всё и вся. Пожилые гражданки, с полными сумками провизии, горько сетовали на задержку пенсий.
В последний месяц у нас в городе вдруг сгорело восемь иномарок. Следователь Иван Иванович Тупикин, почёсывая остатки седых кудрей вокруг обширной плешины, составил список владельцев автомобилей. Он понимал, что этот теракт не могут себе позволить ветераны войны и труда. Это делят рынок свои. Склонившись над списком погорельцев, кривил тонкие плоховыбритые синюшные губы. Оказалось, что авто принадлежат директорам фирм. Следователь выдвинул ещё одну версию: кто-то мстит новым русским. Они задерживают зарплату, увольняют рабочих. Заходив по кабинетику, Тупикин, не потирал ладошек, не раскуривал трубку и не хватался за скрипку. Две версии. Одна правильная. Или обе?
Воткнув удилище в землю, Иван Фролов начал спускаться по крутому откосу. За ним последовали Юрик и Вася. Антон, остановил остальных ребят, захотевших ринуться в карьерную полутемь.
– Кто будет удочки караулить? – вопросил он. – Кто будет сигнал подавать, если «Башенские» придут?
Поясню. На каждой улице группы и группочки, поделившие городок на территории. Башенские жили на улице Пионерской. Неподалёку выстроили огромную водонапорную башню. У них было право собирать бутылки в парке. «Барахло» – считали базар своей территорией. «Бойцы» – жили у бойни, рядом с мясокомбинатом. «Строители» – обладали свалкой. Каждая группа отстаивала права на владение территории. Парни уходили в армию, в колонию, которая тоже была у города своя. Они редко ввязывались в разборки мелюзги, учили малышей не уступать владений, но наведываться к соседям в «гости», как когда-то делали они.
У Ивана Фролова, жившего с родными и двоюродными братьями и сёстрами на улице Строительной, золотое дно – свалка в песчаном карьере. Братья подрастали, обзаводились друзьями и подружками. Если на других улицах в ходу было слово – банда, то, сплочённый коллектив Ивана Фролова, назывался отрядом. Я точно знаю, что в отряде не нюхали клей. Не пили баночное пиво. Соревновались в силе и ловкости, проводя короткие бои в боксёрских перчатках, стреляя из рогаток в мишени.
Строительная улица самая длинная в городе, хотя и состояла когда-то из двухквартирных домов. Пацанов почему-то росло на ней много. В домах жили семьи железнодорожников. Родители, с трудом выйдя на пенсии, потихоньку умирали, так как и у железнодорожников век не долог. На паровозах дышали угольной гарью, ели находу из своих железных сундучков-шарманок жиденькие супы и каши. Тепловозы вытеснили паровозы. А им на смену пришли электровозы. Молодые машинисты водили по отцовским маршрутам пассажирские поезда, грузовые составы, ремонтировали локомотивы в депо, занимались всем тем, что необходимо для нормальной жизни дистанции путей сообщения.
На моих глазах постепенно брусовые дома, окружённые яблонями и малинниками, исчезали. На их местах отрастали панельные и кирпичные пятиэтажки. Типовые двухквартирные дома ещё можно увидеть на каком-нибудь полустанке. Но в городе Новобобёрске их уже не более двух десятков. Дома не сожгли, не перепилили на дрова. Из великолепного лиственничного бруса умелые плотники строили на пустынных разъездах симпатичные домики-дачи. Тогда ещё не рассказал Чубайс о процессе приватизации жилья.
Бывшие хозяева получили бесплатно свои квадратные метры в домах со всеми удобствами. Если раньше женщины встречали коровок у калиток, доили тёплое и ужасно вечно-белое молоко, поили детей, крошили редиску, огурцы в миски, то нынче сидят перед подъездами на скамейках и вспоминают, какие у них росли помидоры, какое варенье закатывали в банки, какое вино получалось из яблок.
Новосельцы организовались в свои отряды. Мальчишки самозабвенно катались на вагонах и платформах на сортировочной горке, наведывались на стоянку заколоченных паровозов, именуя резерв, «кладбищем», торговали марками и монетами из отцовских коллекций на остановке электричек, приворовывали на разгрузочной площадке у складов, ставших торговой базой. От скуки, но очень редко, мальчишки играли в войну в карьере. В почёте отважные киллеры, убивающие наглых олигархов, которые не платят годами зарплату трудящемуся люду на своих заводах.
В последние двадцать лет карьер медленно превращался в свалку. Свалка – не базар. Ничего хорошего там уже не добудешь. Весь мусор сортируют дворники, но иногда случаются стоящие находки. Заводские гудки смолкли. Фабрики еле дышат скудным дымком котельных. Счастливчики, из числа разбогатевших
