Матвейка вышел покурить на крыльцо. Корову Пётр Матвеевич пригнал и натаскал воды в кадку. Это всё помнит Ифанов. Но дело не в этом, а в том, что голова у Матвейки после ужина загудела. Гудит, как трансформатор, что у фермы поставили. Матвейка на тракторе работает, но ничего не может понять. Гудит, аж в двух шагах слышно. Петух послушал и позвал куриц срочно спать укладываться. И Матвей следом отправился, так как тонус у него схилился и вообще состояние после выпивания стало очень скверным, если не сказать, что мерзким стало состояние души и тела. Такое мерзкое, будто ему керосину дали выпить.
С трудом смотрит Матвей телек, а сам мается и потихоньку думает, отчего в башке такой тарарам и общий тонус покорёжился. На экране показывали, как в одной зарубежной стране развилась наркотическая мафия. Уж так стала она хорошо процветать, что лучше некуда — доллары мешками из-под сахара носят в банки. У этой мафии, то бишь, коллектива свои плантации, свои заводишки по выработке наркоманских средств, свои профсоюзные лидеры, инженеры, свои ударники труда, своё соревнование за качество и продуктивный труд. Всё своё. Только покупатели — чужие. А ещё и те, кто потребляет продукцию. Не разобрать, кто покупает, кто перекупает, кто разводит гипсом или мелом. Друг дружку не знают, и встречаться не хотят. Не идут на контакты. Надо сказать, что продукцию не возвращают. Значит, качество на нужном уровне.
Матвейке раньше ничего с бутылки не было такого мерзкого, а одна весёлость и петь ему хотелось под свою гитару любимую песню о стране, которая широка, а в ней полей, лесов и рек. А про клён любила Рая петь, о голубом вагоне всегда пел Пётр Матвеевич. Нынче не то, что петь, а свет белый не мил. Обычно с ребятами Матвейка играл, на себе по комнатам катал, изображая северного оленя, привязав вешалку из рогов к своей голове. Но сегодня не до игры, а остаться бы под солнышком вместе с родичами. Вот как ему стало тяжко с одной поллитровки. Раньше такого не случалось с ним. Пить приходилось иногда по несколько праздников подряд, и ничего особенного. Голова не гудела так, хотя и потрескивала. Он лежал и думал, но в панику не впадал. Такой он парень из нашего колхоза. Много чего пережил в жизни. В очередях за ваучерами его помяли сильно, в кабинетах ругали за разбитые стёкла и порванный футбольный мячик, в приёмных его мариновали, в армии три года бегал по горам с автоматом, но такой водкой не травили. Разную водку приходилось пить: и «сучок», и «коленвал», и «андроповскую», и «русскую». и «российскую» и многие другие сорта приходилось пробовать, но чтобы цена до сотни доходила — такое никому и с похмелья не могло придти в голову.
«Нельзя это пить, — подумал Матвейка Ифанов. — Себе в убыток и здоровья полный подрыв. С подорванным здоровьем много на ферме и дома не наработаешь. Бумажки перебирать можно. А махать вилами — не получится». Решил больной Матвей написать на ЛВЗ, чтобы цену сбросили и качество наладили.
Пишет письмо Матвей, но только мысленно, как бы разговор ведёт с директором ликероводочного предприятия.
«Дорогой товарищ, цена большая, а вкус не тот, что был раньше. Я с одной не полной полулитры скапустился, хотя и закусывал с кумой и женой. Раньше мог песни петь и веселью отдаваться полностью и без остатка, а сегодня жизнь организма разрушилась до самого основания. Может быть, товарищ директор, вы начали выпуск заместо водки крысомора? Тогда смените наклейку и назовет, как положено, чтобы люди не ошибались, а шли домой, и ставили брагу, сберегая здоровье и финансы. Чистое разорение происходит у нас в деревне Берёзовый Лог, так как получки хватает среднему человеку на семь дней, в остальное время разную дрянь пьём, от которой животами маемся, а кто вообще глаза закрывает напрочь. Вот и решил я, товарищ директор, подорвать вашу экономику. Всей больной душой и слабым телом решил больше не принимать ваше наркотическое зелье, которое вы почему-то назвали „Русская водка“. Как хотите, а я вам больше не помощник, пейте сами, если жить не хотите дальше, но смените этикетку, уберите слова „русская“, чтобы в других странах и городах не думали, что русская продукция даёт урон роду человеческому. Вот я — закалённый, но и, то корёжит меня и корчит, как ржавый гвоздь под ударом кувалды. Если человек не закалённый и малопьющий хлебанёт стакан, то обязательно неделю не появится на рабочем месте. За такую стоимость и такое умопомрачение, извините, но это чистая диверсия против своего народа и отечества. Если не пить, так и не выпускать отраву. А то с одной стороны знак качества, а с другой — нет его, а лишь один знак. Где логика, товарищ, управляющий своим диверсионным заводом? Если не умеете гнать, то приезжайте к нам в деревню. Мы вам расскажем и покажем, а годится всё, кроме резиновых сапог, из которых вы, мне кажется, свою продукцию выделываете. Моя голова бедная так гудит, а всего корчит и свивает, как верёвку. Вот какая фортификация начинается между нами…».
С той самой поры Матвейка не пьёт белое вино, а красное — в нашем сельпо не выбрасывают. Что до зарубежной мафии, то на фоне исторического процесса, наркотическая банда процветает по сию пору, хотя были проблемы и неурядицы — кто-то пытался один завод взорвать, а вот рекламаций на неважное качество продукции нет. Потребитель с удовольствием потребляет яд, и хоть бы кто недовольство проявил. Умирают, но не пишут.
Как это было
Что такое мода — это каждый понимает по-своему. Когда-то поручик Ржевский надел по ошибке спортивные дамские брючки. Одевался, сами понимаете, в дикой спешке. Забуксовал в брючишках. Парнишка был далеко не слаб и штанцы приличного качества попали… Заявился в полк, обтянувшись до посинения нижней части туловища. С того случая возникли на Руси стиляги. Ну, дело не стилягах, ни в поручиках. Пошла мода на отсоединение. Бывшие «сестрёнки» отсоединяются, но условия ставят, чтобы не забывали и снабжали углем, нефтью, сахаром, электром и прочей мелочью, а об оплате не заикались. Типография от редакции одновременно с Украиной отвязалась. Но долго с редактора трясли половинку нашего редакционного «Запорожца». Иван Нонпарельевич Боргесов показал им фигуру: «трое одного зажали». Так они назло голубей на чердаке окольцевали, инвентарные номера написали и в основные фонды внесли. Мы махнули на это дело руками. Пусть приватизируют этот символ свободы и мира.
Приватизация — дело тонкое. Это уже и не вооружённым глазом стало видно. Шахтёры шахты пытаются приватизировать, а наши сельскохозяйственные работники, приверженцы символа серпа, принялись землю делить, потому что делить уже нечего. Банки поделили, лопаты, которыми отдельные личности приноровились деньги грести, на пожарные щиты повесили, как образцы финансового благополучия, умелого использования огородного инструмента. Не стоит же соль из столовой носить в валенках. Полезно для здоровья, но запашок от продукта идёт, если ножки не помыть дня три, потому как горячая вода отправлена в системы отопления, а вода из системы отопления сокращена, как нерентабельная для теплосетей. Зачем две системы нагревать, уголь тратить? Поэтому и закрыли один вентиль, сэкономив десяток вагонов мазута и угля. Со спиртзавода люди в своих желудках спирт прут или другие алкоголесодержащие продукты. А из редакции что унесёшь? Старую подшивку недокушенную мышами, с портретами старых, но верных вождей? Но это на любителя. Решили приватизировать свои полосы. У каждого отдела своя полосонька. Жутко завидуем Люське Колонкиной. У неё на странице телепрограмма идёт. Она даже пыталась отсоединиться от нас и самостоятельно выпускаться к читателям. В нагрузку мы решили дать ей и третью. Она испугалась, говоря, что не потянет такое содержание событий жизни. Одно некрофильное творчество её в тоску вгоняет — мрут люди без особых причин. Крепится хрупкая женщина. На то она и женщина. Не в пример фотокорру, который приватизировал свою конурку- лабораторию и стал с большим доходом свадьбы фотать и нудистские митинги освещать.
Дядя Ваня Баранкин приватизировал гараж и авто. Редактор аж подпрыгнул. У него проблема с запчастями отпала, как хвост у некоторых обезьян. Милый наш бухгалтер приватизировала счёты и пустой железный ящик, именуемый в народе, сейфом. Зато шеф размахнулся. Всё пригрёб. Даже курилку. Теперь один курит, хотя и бросил накануне. А что ему делать, мы же курим на улице теперь, если талоны на курево дадут вовремя. Илюха Шушенский, что завотделом культуры уже сорок лет числился сначала вступил в ЛДПР, но его переманили к себе парни из «Нашего города». Через некоторое время перестал он писать о демократах, стал проповедовать баптизм в чистом не разведенном виде. Ходят упорные слухи, что Илья намерен вступить в КПРФ. Я и сам Программу у Ивана Григорьевича взял. Вот только где фотки взять. Очень дорого стал брать за эту услугу Стёпа Блендин. Говорит, что химикаты днём и с огнём не найти. Намекнул,
