– Не все умеют сжигать лишние калории так, как ты. – Она слизнула с губ огромную снежинку. – Вряд ли ты согласишься поужинать сегодня у меня.
– Снова омлет из двух яиц? – поддразнил он.
– Копченая форель, – произнесла она гордо. – Я купила две порции, но, скорее всего, я зря беспокоилась. Ты, кажется, не доверяешь моей кухне.
– Ты сама закоптила форель?
– Я сделала к ней соус из яблок с хреном. Ты снова увиливаешь.
В его голосе прозвучало удивление:
– Я что?..
– Увиливаешь от ответа, прячась за шутками.
– Сдаюсь, мышка. – Он был изумлен.
Тэффи и сама изумилась. Раньше она не посмела бы упрекнуть его таким образом. Услышав свои слова, четко и жестко выражающие суть ее недовольства, она поняла, что даже самой себе не признавалась в таких мыслях.
Почему вдруг ей стало так легко? Может, потому, что они все же продвигались вперед, несмотря на снег? Сейчас они проехали Райздорф и снова углубились в сумрачный лес, где ветки деревьев сплелись в черно-серебристую паутину, а обычных лесных звуков не было слышно. Только поскрипывал снег под колесами велосипеда; они словно плыли сквозь белые облака чистилища к земле обетованной.
Земля обетованная? Может, теперь я смогу сказать то, на что раньше не осмеливалась? – подумала она.
А вслух она спросила:
– Так все дело в том, что я плохо готовлю? Если так, не отказывайся от моей еды, даже не попробовав.
Возможно, тишина и метель подействовали и на Поля. Возможно, поэтому он раньше внезапно заговорил о своем отце и поэтому же ответил ей сейчас прямо и откровенно:
– Нет, дело не в этом.
В любое другое время Тэффи тут же спросила бы: тогда в чем же? Теперь же она молча ехала подле него.
– Мне… мне теперь не очень приятно находиться в том доме, – проговорил он наконец.
Вопросы роем клубились в ее голове, но она решила, что с ними можно подождать. Река из тускло- оловянной превратилась в черную, а свет шел снизу, от снега, так что мир перевернулся вверх тормашками.
– Когда я там, я вспоминаю…
На этот раз Поль замолчал надолго. Тэффи ехала рядом, ощущая напряжение в плечах и спине. Сегодня он впервые заговорил о своем отце. Возможно, после пяти месяцев молчания он захочет поговорить и о Клодии? Сама Тэффи узнала о ней из газет.
– Это действительно оказалась язва, – крикнула она в гардеробную Полю на второй неделе их знакомства. – Здесь написано…
– В газете? – ответил он из глубины шкафа. – Ну, раз в газете, значит, это правда, не так ли?
– Она отменила свое турне по Европе…
– Мне надеть английский твидовый пиджак, мышка?
– …и будет проходить курс лечения дома, в Аризоне. – Тэффи опустила газету. – Надеюсь, она скоро поправится.
– Ты не слышала прогноз погоды на сегодня?
– Тебе что, все равно, когда кто-то из твоих друзей болен?
Поль вынырнул из шкафа в терракотовой рубашке и кофейных брюках и резко повернулся к ней, недовольный ее тоном. В такие мгновения она почти боялась его.
– Ну… – начала она торопливо, – имею я право порадоваться, что Клодия поправилась настолько, чтобы выписаться из больницы?
– Безусловно, мышка. – Он снял с вешалки твидовый пиджак. – Думаю, мы можем позавтракать в «Плас д'Арм»…
Он всегда поступает так, размышляла Тэффи под мерное поскрипывание снега под колесами. Он всегда меняет тему, если не хочет о чем-либо говорить. На этот раз, казалось, ему просто нечего добавить. В конце концов, он рассказал о своем отце и косвенно о жизни в Федеранже.
Это уже прогресс, сказала она самой себе, не будь жадиной. И наконец, как награда за терпение, прозвучал его ответ:
– Твоя квартира напоминает мне об Аннет. Тэффи ощутила, как напряжение отпускает ее.
– Почему ты мне не сказал? Я могла бы переехать.
Сине-белая полосатая шапочка повернулась к ней, глаза под козырьком почти не видны.
– Ты не в обиде, что я вспоминаю Аннет?
Тэффи уверенно покачала головой.
