— Вот и хорошо, — он улыбнулся. Чувствовалось, его что-то очень забавляет.
Наконец, спустя минут двадцать, которые они прошагали в полном молчании, Кэти увидела большой дом с черепичной крышей и тремя трубами, уходящими в небо.
— Добро пожаловать в Мэнор, — тихо произнес Спенсер.
3
Прислонившись к двери веранды, Фиске смотрел на сестру, которая шла через луг к дому. Несмотря на решительную походку и улыбающееся лицо, по всему было видно, что она недовольна. Похоже, не в восторге от гостьи, которая в данный момент распаковывала вещи в комнате на втором этаже. Фиске крепче сжал кружку с горячим кофе, резко повернулся, вошел в дом и со вздохом опустился в покрытое накидкой кресло.
Мать и отец, сидящие по обе стороны камина, молчали, но напряженная атмосфера царила и здесь, в гостиной.
— Как она выглядит? — спросила Дороти Спенсер.
— Я видел ее только мельком, — небрежно ответил сын.
— Фиске! — укорила мать.
— Ну хорошо, — рассмеялся он. — Никакой косметики, внешне вполне интеллигентная девушка, но багажа хватит на целый месяц.
— На месяц?! — отец, просматривающий вчерашнюю газету, обеспокоенно поднял глаза и поверх очков сурово взглянул на жену. — Дорогая, ты обещала не больше трех дней.
— Там камеры, папа, камеры. — Фиске озорно улыбнулся отцу. — У нее много аппаратуры.
— Пусть занимается своими съемками и не сует нос в наши дела! — заявил Дуглас Спенсер и вернулся к газете, шелестя страницами.
Почти одного роста с сыном, только с седеющими волосами, он был одет в старомодную фланелевую рубашку и выпачканные краской брюки — любимую униформу, в которую всегда облачался, работая над своими абстракционистскими полотнами. Фиске подумал, что сейчас отец совсем не похож на богатейшего в стране человека, ежегодно жертвующего миллионы долларов на благотворительность, и уж подавно — на главу крупнейшей корпорации.
— Что еще, Фиске? — Мать поставила пустую кружку на кофейный столик и с интересом посмотрела на сына. — Что еще ты можешь о ней сказать? По-моему, ты что-то недоговариваешь.
Он вспомнил большие карие глаза, решительность, с которой девушка подхватила свой кофр, и улыбку, озарившую ее лицо. На какое-то мгновение стушевавшись, подумал, что Кэти нельзя назвать красавицей, хотя что-то в ней есть привлекательное, только что именно, объяснить не мог.
Дверь открылась, прервав его мысли.
— Вот и я! — объявила Барбара Спенсер Дэвидсон, стройная, слегка веснушчатая женщина тридцати восьми лет, светловолосая, с зелеными глазами и чуть вздернутым носиком.
Она опустила на пол тяжелую сумку, затем пересекла комнату и отдала матери почту, а перед отцом положила стопку свежих газет.
И тут все замерли, потому что в дверях появилась незнакомка.
Фиске вежливо поднялся, но тут же отошел к окну, предоставляя матери возможность самой принять гостью. Вообще удивительно, что эта журналистка произвела на него какое-то впечатление. Ничего в ней особенного не было. Лицо продолговатое и худое, но чем-то все равно ему понравилось. Он улыбнулся, вспоминая, что остров явно произвел на девушку сильное впечатление.
Кэти села рядом с отцом, повернувшись к Фиске в профиль. И вдруг его переполнило желание взять ее за руку, повести в сад.
Отец — это он знал точно — никогда не смирился бы с появлением на острове постороннего фотографа. Но Нельсон Лауринг слишком упорно настаивал на его приезде, убеждая, что птицы очень редкие, находятся под угрозой истребления и нельзя оставить их незапечатленными для истории. Хотя Фиске также знал, что, не будь Лауринг известным орнитологом, его бы никто и слушать не стал. 'А девушке, — подумал Фиске, — надо отдать должное: держится вполне сдержанно и вежливо'.
Барбара объявила, что идет помогать с ленчем, а миссис Спенсер взялась показать гостье сад.
— Все равно, не нравится мне это, — проворчал старый Дуглас, когда женщины ушли. — Раньше мы никогда не допускали на остров чужаков, и не понимаю, почему должны изменить своему правилу. Это принесет нам одни неприятности.
— Она же будет фотографировать птиц, а не нас, — выступил в защиту девушки Фиске. — Нельсон четко объяснил редактору, что людей и дома снимать запрещается. А кроме того, это очень уважаемый журнал, не какая-нибудь бульварная газетенка.
Дуглас поднялся, вздохнул и посмотрел на сына поверх очков.
— Я не потерплю, чтобы она везде совала свой нос и лезла в наши дела, — предупредил он.
— Конечно нет, — спокойно заверил Фиске и, заметив тревогу в глазах отца, спросил: — Узнал что- нибудь новое?
— Нет. Этот гад больше мне не звонил.
— Брюс Ашер так просто не отступится! Обычно он добивается своего, — заметил Фиске.
Дуглас хмыкнул:
— Только не на этот раз! Кинкайд не продается. Ни ему, ни кому другому.
— Не знаешь, он связывался с Хэнком и Барбарой?
— Твоя сестра мне ничего не говорила. А Хэнк сказал, что они не намерены расставаться с островом. Дети обожают проводить здесь лето.
Фиске усмехнулся. Когда десять лет назад Барбара решила обручиться с молодым и подающим надежды биржевым маклером, отец приложил немало усилий, чтобы воспрепятствовать этому браку. Жених дочери казался ему очень скользким, слишком заботливым, слишком стремящимся подстроиться под традиции их семьи. Но Хэнк добился-таки своего, дожал будущего тестя, его приняли в клан Спенсеров. И теперь можно было только догадываться, сколько неприязни осталось у отца к человеку, посмевшему жениться на его обожаемой дочери.
— Барбара никогда не отдаст Кинкайд. Дети действительно любят остров. Ты зря переживаешь, мне кажется, все уладится, — постарался успокоить старика Фиске.
— Не уверен. Даже Клиффорда зачаровали цифры с нулями.
— Неужели?
Фиске даже испугался. Казалось невероятным, что старый и преданный друг отца может рассматривать предложение покинуть эти берега, тем более — продать их постороннему предпринимателю, готовому разорить остров. Представитель одной из старинных семей, Клиффорд Ладлоу, всегда выступал за сохранение Кинкайда в первозданном виде.
— Как ни странно, — недовольно ответил отец, — но кое-кто его поддерживает. Говорят, якобы их задавили налогами.
Мужчины помолчали. Налоги на недвижимость действительно постоянно росли.
— Если все обстоит так серьезно, если дело может дойти до голосования, я могу покопаться в документах прежних лет, поискать в них какие-нибудь зацепки, с помощью которых можно было бы притормозить ход событий, — предложил Фиске.
Но сердце его тоскливо екнуло. Он подумал о том, как долго придется копаться в бумагах, может быть, даже столетней давности, чтобы найти какие-нибудь прецеденты в голосовании по поводу того или иного спорного вопроса. В свое время эта система действовала весьма эффективно, пока владельцы не начали распродавать собственность небольшими частями родным и близким.
Да и проблемы решались не столь уж важные. Разве что в начале века встал вопрос, тянуть ли на остров телефонную линию. Откровенно говоря, все голосования, которые он припоминал или о которых ему рассказывали, проходили единогласно. Но о продаже острова никто никогда и не думал.
Отец встал, чтобы пойти в мастерскую и успокоиться за одним из своих полотен. Но у двери обернулся
