терпится пустить кровь, почему бы ему, черт побери, не обратить внимание на капитана Мориса Уитерса? Пошли, Фокс.
Глава 11
Капитан Уитерс дома
Рапорт о вскрытии был готов. Фокс записал его по телефону, и они с Аллейном обсудили, как им лучше добраться до Слинг-стрит.
— Доктор Кертис утверждает, — сказал Фокс, — что он был задушен, в этом нет никаких сомнений. Они обнаружили, — тут Фокс стал зачитывать по своему блокноту, — «пятна Тардье под висцеральной плеврой и эпикардом; признаки жирового перерождения сердца; кровь потемневшая и чересчур текучая…».
— Ладно, ладно, — отмахнулся Аллейн. — Это пропустите. Фокс, простите, ради бога. Продолжайте.
— Далее, сэр, они склонны думать, что положение было усугублено состоянием сердца. Можно даже сказать, это облегчило ему уход, да?
— Да.
— Да… Если не считать рубца на виске, доктор Кертис говорит, что никаких следов на лице нет. На слизистой оболочке в передней части неба некоторый излишек крови с последующим ее обесцвечиванием. Но это не следы насилия.
— Это я заметил. Не было борьбы. После удара в висок он потерял сознание, — сказал Аллейн.
— Так полагает и доктор Кертис.
— Этот убийца знал, что делает, — продолжал Аллейн. — Как правило, душители имеют склонность к бессмысленному насилию, и потому вокруг рта полно следов. Как полагает Кертис, чем пользовался убийца?
— По его словам, возможно, это был тампон из мягкого материала плюс зажим ноздрей.
— Да. Но не носовой платок Банчи. Он не был даже смят.
— Может, собственным платком?
— Нет, Фокс, не думаю. Я нашел у него во рту несколько тонких черных шерстяных ворсинок.
— Пальто?
— Выглядит похоже. Может быть. Одна из причин, по которым пальто исчезло. Кстати, Фокс, вы получили ночной рапорт от полицейского констебля с Белгрэйв-сквер?
— Да. Ничего подозрительного.
Они шли медленно, постепенно придумывая мотивы и аргументы для бесконечных допросов. Каждый фрагмент полученной информации они согласовывали, отбирали и обсуждали. Аллейн называл этот процесс «обретением плана». Пять минут пешком, и они оказались на Слинг-стрит, возле большого многоквартирного дома, по-видимому с гостиничным обслуживанием. Они поднялись на лифте к 110-й квартире и позвонили.
— Здесь я намерен рисковать, — заметил Аллейн. Дверь открыл сам капитан Уитерс, сказав при этом:
— Доброе утро. Вам нужен я?
— Доброе утро, сэр, — ответил Аллейн. — Да. Полагаю, вы только что получили наше послание. Мы можем войти?
— Разумеется, — сказал Уитерс, отойдя от двери и не вынимая рук из карманов.
Аллейн и Фокс вошли в квартиру. Они очутились в гостиной, обставленной обычной типовой мебелью: у одной стены — диван-кровать, три одинаковых кресла, письменный стол, обеденный стол и встроенный буфет. Начать с того, что это была точная копия любой из «холостяцких квартир» в Грэндисон-Мэншнс; однако где бы человек ни жил, он непременно оставляет отпечатки собственной личности, потому и эта гостиная несла на себе печать капитана Мориса Уитерса. Она пахла лосьоном, сигарами, виски. На одной стене висела окантованная фотография, из тех, какие помещаются в журналах в качестве «студийного художественного этюда с обнаженной натуры». На книжных полках справочники по скачкам соседствовали с потрепанными экземплярами романов, которые капитан Уитерс купил на Ривьере, по известным причинам, с большими затруднениями тайком провез в Англию. На столе, возле диван-кровати, лежали три-четыре учебника по медицине. «Доналда Поттера», — отметил про себя Аллейн. Сквозь полуоткрытую дверь Аллейн успел рассмотреть маленькую спальню и еще один шедевр — он, конечно, тоже мог быть «студийным этюдом», но, скорее всего, представлял собой порнографический снимок.
Капитан Уитерс, перехватив понимающий взгляд Фокса, увидевшего этот снимок, закрыл дверь в спальню.
— Выпить? — спросил он.
— Нет, благодарю вас, — ответил Аллейн.
— Что ж, тогда присаживайтесь.
Аллейн и Фокс сели — Фокс, соблюдая максимально правила приличия, Аллейн не спеша, с видом человека привередливого. Он скрестил свои длинные ноги, накрыл шляпой колено, стянул с рук перчатки и принялся за созерцание капитана Уитерса. Оба представляли собой прелюбопытнейший контраст. Уитерс был из тех, кто даже в элегантной одежде выглядел вульгарно: слишком толстая шея, слишком плоские бескровные пальцы, слишком блестящие волосы, белесые ресницы, под глазами мешки. Впрочем, несмотря на все эти дефекты, в нем чувствовалось мощное господствующее животное начало, которое в сочетании с дикарской самонадеянностью производило немалый эффект. Аллейн, напротив, был изящно очерченной помесью монаха и вельможи. В нем все имело ясные и выразительные очертания — лицо, голова, даже костяк. Суровое высокомерие его голубых глаз и ярко-черный цвет волос подвигнули бы Альбрехта Дюрера на великолепный рисунок с нею, и набросок к портрету Аллейна, сделанный Агатой Трой, стал лучшим из всего, что она когда-либо создала.
Уитерс зажег сигарету, носом выпустил дым и спросил:
— В чем же дело?
Фокс вытащил свой служебный блокнот, на обложке которого капитан Уитерс увидел буквы «М.Р.», и перевел взгляд на ковер.
— Во-первых, — сказал Аллейн, — я бы хотел узнать ваше полное имя и адрес.
— Морис Уитерс. Адрес — там, где мы находимся.
— И, пожалуйста, не могли бы мы узнать еще адрес вашего дома в Лисерхеде?
— Что вы, черт возьми, имеете в виду? — вполне любезно осведомился Уитерс. Он бросил быстрый взгляд на стол возле дивана и посмотрел в лицо Аллейну.
— Источник моей информации, — солгал Аллейн, — вовсе не тот, что вы предположили, капитан Уитерс. Будьте любезны, адрес.
— Если вы имеете в виду Шэклтон-хаус, он не мой, я снимаю его.
— У кого?
— Боюсь, не смогу вам этого сказать. На то есть личные причины.
— Понимаю. Вы им часто пользуетесь?
— Иногда снимаю его на уик-энды.
— Благодарю вас, — сказал Аллейн. — Теперь, если вы не против, я хотел бы задать вам пару вопросов относительно сегодняшнего утра, самых ранних, рассветных часов.
— О да, — ответил Уитерс. — Полагаю, вы имеете в виду убийство.
— Чье убийство?
— Как чье? Банчи Госпела!
— Разве лорд Роберт Госпел был вашим личным другом, капитан Уитерс?
— Знаком с ним я не был.
— Понимаю. Почему же вы решили, что он убит?
— Разве он не убит?
