— Насколько богатой? — спросил Найджел. — И что она сделала со своим богатством?
— Ничего, о чем стоило бы печатать в газетах.
— Ну хорошо, хорошо.
— Она оставила пятьдесят тысяч. Тридцать из них отходят преподобному Уолтеру Коупленду в знак признания его деятельности в качестве приходского священника и глубокой благодарности за духовное руководство и неизменную мудрость. Вы только послушайте! Он должен использовать эти деньги по своему усмотрению, но она надеется, что он не отдаст все другим людям. Пятнадцать тысяч ее дорогой подруге Элеоноре Джернигэм Прентайс; четыре тысячи Эрику Кампанула, сыну Уильяма Кампанула и троюродному брату завещательницы. Судя по последним сведениям, он живет в Найроби, Кения. Условие: указанные четыре тысячи будут переданы адвокатам мисс Кампанула, господам Вотерворсу, Вотерворсу и Биггсу, и наследник получит свою долю через них. Завещательница добавляет, что надеется, что тот не потратит указанную сумму на алкогольные напитки или женщин, а будет думать о ней и изменит свое поведение. Одна тысяча должна быть поделена между ее слугами. Датировано двадцать первым мая тысяча девятьсот тридцать восьмого года.
— Там было вложено примечание, датированное двадцать первым мая этого года, — сказал Фокс. — Вот оно, сэр.
Аллейн прочел вслух и удивленно поднял брови:
Всем, кого это может касаться. Это моя последняя воля, и нет необходимости кому бы то ни было совать нос в другие бумаги в поисках еще одного завещания. Я хотела бы сказать, что намерения, выраженные ранее относительно основного наследника, являются моими намерениями и в данный момент. Если бы я могла добавить что-либо к его характеристике, чтобы она стала более выразительной, я бы сделала это. Были разочарования в друзьях, подводивших меня, но я — одинокая женщина и не вижу причин что-то менять в моем завещании.
— Похоже, она была очень откровенной женщиной, не так ли? — заметил Фокс.
— Да. Некрасивая шпилька в глаза ее дорогой подруги Элеоноры Прентайс, — сказал Аллейн.
— Теперь скажите, — энергично начал Найджел, — считаете ли вы, что кто-то из этих двоих убил ее? Вы всегда говорили, Аллейн, что деньги являются главным мотивом.
— В данном случае я этого не говорю, — возразил Аллейн. — Это возможно, но я так не думаю. Итак, Фокс, вот такие у нас дела. Мы должны связаться с Вотерворсами и Биггсом до того, как они прочтут об этом в газетах.
— Я уже позвонил им, сэр. Горничная знает адрес старшего Вотерворса.
— Отлично, Фокс. Что-нибудь еще?
— Есть еще шофер Гибсон. Я думаю, вам было бы интересно поговорить с ним.
— Очень хорошо. Пригласите Гибсона.
Фокс вышел и вернулся с шофером мисс Кампанула. На нем были темно-фиолетовые бриджи и блестящие гетры, и казалось, он только что наспех запихнул себя в эту униформу.
— Это Гибсон, сэр, — сказал Фокс. — Я думаю, господин Гибсон, что старший инспектор хотел бы узнать о том маленьком инциденте в пятницу после полудня.
— Доброе утро, — сказал Аллейн Гибсону. — О каком инциденте идет речь?
— Это касается визита убитой в церковь в половине третьего, сэр, — объяснил Фокс. — Похоже, она заходила в ратушу по пути туда.
— Это правда? — спросил Аллейн.
— Не то чтобы заходила, сэр, — ответил Гибсон. — Да и рассказывать-то особо нечего, так как она так туда и не попала.
— И все-таки, расскажите все, что было.
— Видите ли, сэр, она регулярно ходила на исповедь. Примерно каждые три недели. Итак, в пятницу она заказала машину, и мы поехали, прибыв на место немного раньше. Она сказала: «Подвези меня к ратуше», — и я это сделал. Она вышла из машины и пошла к парадному входу. Все утро она была в хорошем настроении. Она с удовольствием ехала в церковь и все такое, но вскоре я увидел, как она барабанит в дверь, и я понял, что она на пороге очередной вспышки. Как я уже объяснил господину Фоксу, сэр, она была подвержена вспышкам гнева.
— Так.
— Я наблюдал за ней. Стучит, стучит, стучит! Затем я услышал, как она кричит: «Кто там? Откройте!» Мне тоже показалось, что я слышал звуки рояля. Она обошла кругом. Я развернул машину. Когда я опять посмотрел на нее, она уже обошла ратушу с той стороны, которая дальше от дороги. Лицо у нее было все красное, и, да поможет нам Бог, я подумал, что у нее начинается истерика. И точно, она крикнула, чтобы я подошел к ней. «Там кто-то есть ведет себя очень подозрительно, — сказала она. — Посмотри в открытое окно». Я подтянулся, но ничего особенного не увидел. «Где рояль?» — спросила она. Ну, я сказал ей. Рояль стоял на полу около сцены. Я знал, что сейчас она пошлет меня в дом ректора за ключом, но тут увидел, что мисс Прентайс выходит из церкви. Я привлек внимание хозяйки к мисс Прентайс, и она помчалась, как ошпаренная кошка, через дорогу и дальше, к церкви. Я медленно двигался на машине, там всего-то метров сорок, и остановился около церкви.
— А как насчет ящика?
— Простите, сэр?
— Вы не доставали ящик из сарая за ратушей, чтобы мисс Кампанула могла встать и посмотреть в окно?
— Нет, сэр. Нет.
Найджел усмехнулся и начал тихо насвистывать.
— Хорошо, — сказал Аллейн. — Это не имеет значения. Что-нибудь еще?
— Нет, сэр. Мисс Прентайс вышла очень расстроенная, прошла мимо меня и направилась вверх по дороге. Я думаю, она решила идти домой по Топ-лейн.
— Мисс Прентайс была расстроена?
— Да, сэр. Думаю, господин Коупленд отослал ее с исповеди с резким ответом.
— Вы не смотрели на нее, пока она шла?
— Нет, сэр, мне не хотелось. Я понял, что она нехорошо себя чувствует.
— Вы думаете, она плакала?
— Не то чтобы именно так, сэр. Слезы не текли, ничего такого, но выглядела она очень расстроенной. В очень плохом настроении.
— Вы не знаете, не пошла ли она в ратушу?
— Нет, сэр, я не могу сказать. Я посмотрел в боковое зеркало и увидел, что она пересекает дорогу, но вполне вероятно, что она могла туда зайти.
— Гибсон, вы можете вспомнить, как точно выглядел рояль? Опишите мне его так подробно, как сможете.
Гибсон почесал челюсть своей широкой ладонью.
— Рояль стоял на полу, там же, где и вечером, сэр. Перед ним был табурет. Нот не было. Э… дайте подумать. Он выглядел не совсем так. Нет, точно. Кое-что было не так.
Аллейн терпеливо ждал.
— Теперь я понял, — громко провозгласил Гибсон. — Да, черт возьми, я понял.
— Да?
— Эти горшки с цветами были на краю сцены, и крышка рояля была откинута.
— Ах, — произнес Аллейн. — Я ждал, что вы это скажете.
3