— Pas si bete,[11] — сказал Аллейн. — Я хочу съесть свой обед.
— Когда вы собираетесь жениться, господин Аллейн?
— При первой же возможности. Всего хорошего.
Он удалился, оставив Найджела на съедение репортерам.
Аллейн и Фокс за десять минут расправились с обедом, покинули гостиницу через черный ход и уехали на машине Биггинсов прежде, чем иссяк фонтан красноречия не посвященного в детали Найджела. Аллейн расстался с Фоксом в деревне. Фокс должен был разыскать членов Молодежного общества, запастись очередной порцией местных слухов и присутствовать на вскрытии. Аллейн свернул на Вэйл-роуд и через пять минут остановился у дома ректора.
4
Как и большинство священников, по воскресеньям ректор принимал посетителей. Парадная дверь была широко распахнута. На столе в холле Аллейн увидел аккуратную стопку детских книжек с церковными гимнами. Рядом с ними лежал берет ректора. Из комнаты доносился женский голос:
— Очень хорошо, господин Коупленд. На этом можно закончить.
— Я тоже так думаю, — раздался голос ректора.
— Через ночь сомнений и печали, — живо добавила леди.
— Им нравится это?
— О, они любят это, господин Коупленд.
— Очень хорошо, — утомленным голосом сказал ректор. — Спасибо, мисс Райт.
Крупная деревенская девушка вышла из комнаты в холл. Она собрала книги в соломенную сумку и торопливо вышла, бросив внимательный взгляд на Аллейна.
Аллейн еще раз позвонил в дверь, и через несколько мгновений появилась пожилая горничная.
— Могу я увидеть господина Коупленда?
— Я сейчас узнаю, сэр. Как о вас доложить?
— Инспектор Аллейн. Я из Скотленд-Ярда.
— О! О да, сэр. Пожалуйста, следуйте за мной.
Он прошел за ней через холл. Она открыла дверь и произнесла:
— Сэр, к вам полиция.
Аллейн вошел.
Похоже, господин Коупленд секунду назад вскочил на ноги. Рядом с ним стояла девушка, в которой Аллейн узнал его дочь. Они действительно были очень похожи, и по их лицам было видно, что настроение их в данный момент было тоже почти одинаковым: они были поражены и встревожены. Господин Коупленд, в своей длинной сутане, сделал несколько шагов вперед и пожал Аллейну руку.
— Мне очень жаль, что приходится беспокоить вас в такой день, — сказал Аллейн. — Я знаю, что это самый плохой день, какой только можно было выбрать для визита к вам, но, к сожалению, это дело не терпит отлагательств.
— Что вы, что вы, — сказал ректор, — мы просто очень встревожены. Это моя дочь. Боюсь, я не…
— Аллейн, сэр.
— О да, да. Прошу вас, садитесь. Дина, дорогая…
— Прошу вас, не уходите, мисс Коупленд, — сказал Аллейн. — Я надеюсь, что вы чем-нибудь сможете нам помочь.
Очевидно, до его прихода они сидели вместе с деревенской девушкой у камина, перед которым полукругом стояли уже довольно потрепанные стулья. Камин, куда недавно добавили поленьев, уютно потрескивал и овевал теплом ветхие обои цвета зеленого яблока, трухлявые балки на потолке, приятные гравюры на стенах и горшок с желтыми хризантемами из теплиц Пен-Куко.
Они сели. Сначала Дина опустилась на стул, стоявший в центре, а затем Аллейн и ректор устроились по обе стороны от нее.
Возможно, по лицу Аллейна можно было понять, что он чувствовал, оглядывая эту комнату. Его рука потянулась к карману пиджака, а затем торопливо опустилась.
— Пожалуйста, курите вашу трубку, — сказала Дина.
— Вы очень наблюдательны, — заметил Аллейн. — Теперь я уверен, что вы поможете нам. Я действительно могу курить?
— Пожалуйста.
— Я редко курю, — как будто извиняясь, проговорил Аллейн, — но сейчас именно такой случай.
И пока он набивал трубку, его посетила странная мысль. Ему пришло на ум, что он стоит на пороге новой дружбы, что он еще вернется в эту старую комнату и опять будет сидеть возле камина. Он подумал о женщине, которую любил, и ему показалось, что она тоже будет здесь в тот, следующий раз, и она будет счастлива. «Странные фантазии», — подумал он и отогнал их подальше.
Ректор уже говорил:
— …Ужасное несчастье. Страшно думать, что среди людей, которых ты так хорошо знаешь, есть одно сердце, в котором зародилась столь сильная злоба на своего собрата.
— Да, — согласился Аллейн. — Стремление убивать спит внутри многих людей, но когда оно реализуется, это нас шокирует и изумляет. Я часто замечал это. Реакция на убийство почти всегда — это глубочайшее изумление.
— Для меня, — сказала Дина, — самым ужасным является гротескная сторона случившегося. Как будто кто-то жестоко пошутил.
— Значит, вы слышали, как это случилось?
— Я думаю, на двадцать миль кругом нет человека, который бы этого не слышал.
— Ясно, Роупер постарался. — Аллейн наконец раскурил трубку и, глядя поверх своих рук на собеседников, проговорил: — Пока я не забыл. Никто из вас не ставил ящик под одним из окон ратуши в пятницу вечером или субботу?
— Нет, — покачала головой Дина.
— Нет, — твердо произнес ректор.
— Ясно. Это не имеет значения.
— Возможно, мне не следовало бы спрашивать, — сказал ректор, — но есть ли у вас хоть какое- нибудь подозрение о том, кто…
— Никакого, — сказал Аллейн. — В данный момент никакого. До того как хоть что-то начнет вырисовываться, нужно прояснить очень многое. Например, что касается ключа от ратуши. Где он был в пятницу?
— На гвозде между пристройкой и основным зданием, — сказала Дина.
— Я думал, что так было только в субботу.
— Нет. Я оставила его там в пятницу специально для членов Молодежного общества, которые работали в ратуше во время обеда. Они расставляли мебель, подметали и так далее. Когда в два часа они ушли, то оставили ключ на гвозде.
— Но мисс Кампанула пыталась попасть туда примерно в половине третьего и не смогла.
— Я думаю, что мисс Кампанула не знала о ключе. Я договорилась с девушками и, кажется, упомянула об этом на генеральной репетиции на случай, если кто-то еще захочет туда зайти. Но я абсолютно уверена, что к тому моменту мисс Кампанула уже ушла. А раньше мы никогда там ключ не оставляли.
— Вы заходили в ратушу в пятницу?
— Да, — сказала Дина. — Я ходила туда во время обеда посмотреть, как идет подготовка зала. Я ушла раньше, чем они закончили, и вернулась сюда.
— А затем вы пошли по Топ-лейн к Пен-Куко?
