праздниках.
Блейн, как всегда, почувствовал ее волнение и взял жену за руки:
— Эй, все будет хорошо, увидишь.
— Ты много им говорил обо мне?
— Достаточно, — улыбнулся он. — Пойдем, они тебя полюбят.
Страшно, волнующе. Он очень любил свою семью, был близок с ними. И уж наверняка родные знают, как Блейн мечтает о детях.
Она, наконец, все честно ему рассказала. И он сделал свой выбор — предпочел Кэмрин, пусть даже и без детей. Но она знала это странное выражение его лица, когда он видел семьи с детьми. Ясно, то была зависть, не мрачное злобное чувство, а желание иметь малышей. Это угнетало Кэмрин больше всего. И понятно, без детей он никогда не будет полностью счастлив, как бы горячо ни утверждал обратное.
Она ни на секунду не думала, что Блейн говорил неправду — он всегда был предельно искренен. Но эта трагедия не может не разрушить их брак. А вдруг он снова уйдет? Ведь она не в состоянии создать такую семью, какая ему необходима…
— Они тебя полюбят, если на твоем личике не будет этого похоронного выражения.
Легонько дернув Кэмрин за нос, он нежно поцеловал ее. Улыбнувшись, она надела на плечо сумку:
— Я готова.
— О, моя девушка!
— Мы пробудем там недолго? — спросила Кэмрин уже в машине.
— Будешь так поглядывать на меня, вообще можем не доехать.
— Ладно, буду хорошо себя вести, — она погладила его бедро и, убрав руку, повернулась к окну.
Блейн сосредоточил внимание на дороге, а Кэмрин старалась отвлечься, унять чувство щемящего беспокойства, не думать о том, что проблема детей — нечто гораздо большее, чем хочет признать Блейн.
У Кэмрин болело лицо — оно устало от поцелуев, улыбок и приветствий.
Эндрюсы были поразительны — внимательны к ней, радушны, гостеприимны. Они целовали, угощали, болтали с ней. Большая семья, в которой много любви и тепла. Никто не задавал вопроса, который неизбежно задают женатым парам: когда же вы собираетесь завести ребенка?
Но сердце Кэмрин кровоточило.
Блейн удачно отклонил эти вопросы. Но девушка ловила удивленные взгляды его родных, которые, возможно, думали, что она не хочет детей, и вряд ли одобряли это. Что ж, придется к этому привыкнуть. Либо привыкнуть, либо рассказать всем этим людям о своих проблемах, глубоко личных проблемах, чего ей определенно не хотелось делать.
Кэмрин с удовольствием перебрасывалась шутками с сестрами Блейна, отдыхала во дворе возле дома, чувствовала себя легко и вольготно. И все же это была не ее семья.
Ее семья…
Иногда она до боли тосковала по своим. Особенно по маме. Они всегда были очень близки, она делилась с матерью всем и полностью доверяла ей. Особенно ей не хватало мамы во время болезни. Посидела бы рядом, обняла бы, поговорили бы…
Блейн заронил зерно сомнения в ее душе. Права ли она была, разорвав всякие отношения с папой и мамой? Может быть, поступок, приведший к разрыву, ее родные действительно совершили не из желания руководить ею, а из любви? Кэмрин задумывалась, не пора ли отвернуться от прошлого, поехать домой и дать родителям шанс объясниться с ней?
Вначале мать с отцом пытались помириться, с дочерью, но Кэмрин всякий раз, образно говоря, захлопывала перед ними дверь. До тех пор, пока они не прекратили свои попытки.
Сейчас, оказавшись на этом семейном сборище, где было столько тепла, счастья, любви, она вдруг остро почувствовала, как ей не хватает родителей, ее собственной семьи. Семья Эндрюс приветствует тебя как жену Блейна? Прекрасно. Но, возможно, пора представить мужу и
— Бесполезно прятаться. Всюду найдут, — Блейн подошел сзади и обнял ее. — Они полюбили тебя.
— У тебя изумительная семья.
— Могу сказать тебе маленький секрет?
— Валяй.
— Я боялся сразу бросать тебя в сборище всего семейства. Сэнди, Моника и Джоди вместе, во всем блеске — это страшно. Но ты выстояла. Мой стойкий солдатик.
Сердце Кэмрин сжалось. Он выглядел таким счастливым, потому что она блестяще прошла семейное испытание. А на самом деле это только увеличивало трещину между ними. Она никогда не чувствовала себя такой измученной, вымотанной. Так сильно хотеть, чтобы Блейн был с ней, и понимать, что она не может дать то, что ему больше всего нужно. Сегодня она видела Блейна с его племянницами и племянниками, и это показало ей яснее всяких слов — что бы он ни говорил, однажды ему станет недостаточно ее одной.
Быть с Блейном — ее будущее, ее судьба, ее предназначение, ее мечта. Но… Но она должна его отпустить. Нельзя лишать человека мечты и счастья. Однажды он пожертвовал своими желаниями, чтобы дать ей осуществить ее мечту. Теперь ее очередь. И неважно, что это разрушит ее…
— Ох, ох, опять у тебя такое лицо…
— Какое лицо? — Кэмрин попыталась улыбнуться.
— Я называю это «слишком думающее» лицо.
Он разгладил пальцем складку между ее бровей. Прикосновение было таким приятным, успокаивающим. Хотелось бы, чтобы и боль сердца уменьшилась, хотя бы немного успокоилась.
— Такое выражение лица пугает меня, — продолжал Блейн. — Оно означает, что ты обдумываешь что-то серьезное и собираешься сообщить новость, которая мне не понравится. Я прав?
Он очень хорошо знал ее. Но здесь не место и не время делиться с ним своими размышлениями.
— Я просто очень устала. В кофейне вчера был сумасшедший день, а потом мне надо было сделать заказы уже после закрытия.
— И к вчерашней усталости добавились близнецы, замучив тебя окончательно. — Он обнял и притянул ее к себе. — Ты сегодня была особенно восхитительна. Спасибо тебе.
— За что?
— За то, как ты все вынесла. А главное, за то, что ты — это ты.
Господи, как же она его любила! Всем сердцем, душой, телом… Не надо думать о печальном, надо наслаждаться тем, что он здесь, рядом.
— Эй, это же был комплимент, — он гладил ее волосы.
— Я знаю, — ей пришлось прикрыть глаза, чтобы скрыть слезы.
— Ты плачешь? С тобой все в порядке? Не надо было тебя знакомить со всеми сразу, это моя ошибка.
— Нет, — Кэмрин покачала головой, — у тебя великолепная семья. Я правда очень устала.
Неубедительное, хромое, глупое объяснение. Но что она могла сказать? Я люблю тебя, люблю больше жизни, но должна уйти от тебя?
— Знаешь, я не очень верю, но не буду приставать с расспросами. — Взяв ее за руку, Блейн торопливо сказал: — Пойдем отсюда.
— Надо же попрощаться.
— А ты в состоянии?
— Я посижу в машине пять минут, потом попрощаюсь с твоей семьей, и мы сможем ехать.
Кэмрин заставила себя успокоиться, подняла голову и выпрямилась. Ведь она же объяснила сама себе, что не надо разрывать себя на части, не надо готовить себя к тому времени, когда они расстанутся…
— Кэм.
— Да?
