бровях, нежной коже и прелестных формах всего тела, околдовывающих, как руны.
Нет, ни одна руна из тех, что принес Один из Хель, не могла бы выразить красоту, взошедшую из Источника Жизни. Отдай Один все руны всем царствам божеским и людским и поручи он всем станкам работать целую вечность, он не смог бы облечь ее в достойные одежды. Лишь Мать-Земля могла сделать это, но чьими руками?
Я знал, что не могу смотреть на Моргану без страсти и, боюсь, без слез. Слезы и желание раздирали меня, и из-за них то, с чем я пришел сюда, не тревожило меня больше, лишь дикая неутолимая страсть владела мной. Я не мог припомнить ничего, что не будило бы во мне этой страсти, которая, казалось, врывалась в меня из земли, с неба, отовсюду. Не было ни одной черты ее лица или изгиба тела, которые не приводили бы меня в исступление. Она была моей пленницей, и будь я истинным викингом, то уже наслаждался бы ею, но не будь я викингом вовсе, я бы откупился любой ценой, лишь бы исцелиться. Но вместо этого я должен отправиться с этой раной в душе в девятидневное путешествие, которое скоро начнется. И какой бы мучительной она не была, я не мог избавиться от нее.
Однажды Моргана уже была в моих руках, моей восхитительной забавой, и моя правая рука помнила все, к чему прикасалась, как если бы это происходило только что, и я подумал, что левая моя рука, спрятанная на груди у Китти, должна дрожать и гореть. Теперь я не мог прикоснуться к моей принцессе. Мне было это запрещено, когда Моргана отказалась принять мою руку у опрокинутой лодки. Она так решила, и лишь она могла изменить это.
Глаза Морганы медленно открылись. Она не удивилась, увидев меня рядом.
— Что тебе угодно? — спросила она спокойно, почти с жалостью.
— Только задать тебе два вопроса, и если ты пожелаешь ответить, я буду очень рад. Ты уже показала, какими могут быть ответы, когда цеплялась за лодку, но если я не услышу их еще раз четко и ясно, я никогда не смогу избавиться от тяжести сомнений. Я все время буду думать, что, возможно, не понял тебя.
— Что за вопросы?
— Ты говорила, что будешь ждать моего возвращения.
— Да, а ты говорил, что скоро вернешься.
— Ты говорила, что я должен не умереть для тебя, а жить для тебя и собираться с силами. Ты говорила, что я должен стать могущественнее короля, а ты будешь ждать.
Она огляделась, словно ожидая вновь увидеть стены дворца Аэлы.
— Мне не следовало этого говорить. Это было очень необдуманно. Ведь ты не мог получить меня, не убивая христиан.
— Как бы там ни было, я сделал то, что ты мне сказала. Если ты примешь мое предложение, я стану повелителем всей Нортумбрии и сделаю тебя моей королевой.
— С тех пор как ты ушел, у меня было время оценить то, что я совершила. Ты помог мне понять это, когда твои люди подожгли наш монастырь. Я не могу быть христианской королевой короля-язычника. Даже если бы ты был королем всей Англии, я бы и тогда не стала твоей королевой.
— Ты ответила на первый вопрос. Теперь я задам второй. Ты пойдешь со мной искать Авалон?
— Когда, Оге? Когда ты сожжешь все христианские аббатства, монастыри, храмы и перебьешь всех людей?
— Одно из аббатств укрыло тебя, и больше я не сжег и не разрушил ни одного, и мои люди смогли понять меня. Но я не стану удерживать других.
— Ты думаешь, это верно?
— Не знаю, верно или нет, но вполне вероятно, что они, как язычники, и не должны уважать христианского Бога. Если бы я поклялся ему, я должен был бы остановить их, но мой бог — Один.
— Разве ты не видишь, что христианский Бог гораздо сильнее?
— Мне нечего сказать.
— Неужели ты не видишь, что христианский Бог — единственный Бог?
— Было бы нечестно сказать, что Один слабее Бога христиан. Но еще хуже вовсе отвергнуть его существование.
— И ты веришь, что попадешь к нему?
— Не я. Я призвал его из лужи с отбросами, куда кинул меня Рагнар, и он прислал северный ветер.
— Я спрашивала священников об этом, и сестер в монастыре. Но кто-то говорит, что это дьявол насылает ветер, а кто-то считает, что его может послать наш Господь, но нам не постичь Его замыслов.
— Мы, норманны, и не пытаемся понимать наших северных богов.
— Вот видишь, нам не на что надеяться.
— Объясни мне это так, чтобы я понял, и я больше не буду беспокоить тебя.
Ее глаза наполнились слезами.
— Сядь, Оге.
— Я не устал. — Но я не смог удержаться, чтобы не сесть напротив нее.
— Ты бледен и хмур. Я знаю, что война никогда не утомит тебя и, должно быть, это из-за беспокойства обо мне. Не волнуйся. У меня все будет хорошо.
— Не уверен, — сказал я.
— Ты спрашивал, пойду ли я с тобой искать Авалон, но не сказал, когда мы сможем отправиться.
— Как только я верну Аэле долг, посажу Эгберта на трон, который я ему обещал, и посчитаюсь с Хастингсом.
— Долг крови — ненависть и месть, и во имя этого — реки крови. Ты сможешь отказаться от этого и отправиться сейчас же?
— Нет.
— Другого ответа я и не заслуживаю. Любой священник подтвердит это. Я пойду с тобой, Оге, если ты пустишься в путь прямо сейчас, но и в этом случае я совершу грех перед Богом и всеми святыми. Я должна думать о том, чтобы попасть в Рай, а не на волшебную землю со своим возлюбленным. Христиане не должны искать очарованных королевств, где люди живут вечно, не зная печали. Это подходит нашим уэльским героям, не знающим о Рае и небесах, но мне говорить об этом — значит показать, что мое раскаяние недостаточно глубоко.
— Раскаяние? Я не знал, что ты в чем-то виновна.
— Я полюбила язычника и стала с ним единою плотью.
— Какая же это вина? Я ведь думал о тебе не как о христианской девушке, а как о фее.
— Даже если и так, я должна пытаться быть праведной, чтобы заслужить прощение святых и попасть в Рай, а не продолжать любить язычника и испытывать грешное наслаждение.
— А мне кажется, так было бы правильнее, — сказал я, вспоминая это наслаждение.
— Я была с тобой более страстной, чем многие христианки со своими законными мужьями. Хуже того, еще очень долго после твоего отъезда я молилась о том, чтобы оказаться беременной от тебя. Позже я увидела, в какой грех впала, но даже после этого дьявол приходил ко мне, когда я была одна, ночь за ночью, наполняя меня порочным томлением. Но, наконец, я уяснила этот урок. Мало того, что твои люди сожгли и разграбили обитель, давшую мне защиту, пока тебя не было со мной. Мало того, что благочестивые сестры, которые заботились обо мне и любили меня, вынуждены были бежать в дождь. Я еще и поддалась искушению отправиться с тобой на поиски Авалона. Пока ты сам не сказал, что для тебя важнее отдать кровавый долг Аэле. Ты должен свести с ним счеты. Ты должен посадить на трон Эгберта…
Ее голос прервался, и она быстро опустила голову.
— Я ничего не могу изменить, — сказал я, понимаясь, — это моя судьба…
— Твоя судьба ничтожна!
Она словно встала на дорогу берсерка.
— А моя судьба — выйти замуж за великого христианского короля, — выкрикнула она. — Который будет более страстным, чем ты, и у которого обе руки будут на месте! Того, который действительно полюбит меня, того, кто знает латынь, и не сделает меня игрушкой своих греховных страстей…
— Если ты подождешь…
