детективу Соммерсу, который конечно же спустит на меня собак или кошек, которых очень скоро привезет ему бывшая жена, и попрошу его раздобыть информацию о мисс Пейн.
— Майлс, я бы ни за что не сказала этого при других обстоятельствах — твое самомнение и так уже выросло со статую Свободы, — но сейчас скажу. Ты гений!
Когда Майлс набрал телефон Соммерса, я почувствовала некоторое облегчение. Правда, мне было очень неловко, что я подняла всех на уши из-за пропажи моей домработницы, но ведь для меня это вовсе не было пустяковым происшествием. Я действительно хотела найти мою старушку и очень за нее переживала.
Майлс положил трубку.
— Соммерс поручил это Энистону. Сержант сегодня дежурит, к тому же он твой горячий поклонник, так что не сомневайся: очень скоро мы узнаем о мисс Пейн все, что только удастся о ней найти. А чтобы ты не тратила свою кипучую энергию на беспокойство, мы с тобой еще немного выпьем и я заставлю тебя заняться делом.
— Только не проси меня читать твой детектив. Я сейчас не способна быть ни автором, ни редактором, — предупредила я.
— Ты считаешь, что я законченный эгоист? — помрачнел Майлс. — Правда, я, наверное, это заслужил…
Подумав о том, что мне сейчас меньше всего хотелось бы рассориться с Майлсом, я быстро предложила мировую:
— Не обижайся, Майлс. Если бы ты был эгоистом, то давно уже укатил бы домой на своем «лендровере». А ты остался со мной и даже не побоялся позвонить нашему сердитому Толстяку. Ты совершенно прав, мне нужно чем-то заняться. Излагай, какую участь ты мне уготовил.
— Ты поможешь мне читать прабабкин дневник. — Когда я было пыталась запротестовать, Майлс меня остановил. — Нет, я не заставлю тебя читать его сейчас — у тебя и так глаза на мокром месте. Только не спорь, я знаю, что это так. Читать его буду я. А ты будешь слушать, запоминать и анализировать.
— Ну хорошо, — сдалась я. — Давай попробуем. Главное, мне не придется разбирать каракули своей прабабки.
Я принесла лупу и дневник, а Майлс сделал вполне сносный коктейль из виски с вишневым соком. Он даже проявил изобретательность: бросил в напиток щепотку тертого шоколада, а вместо льда добавил немного замороженных вишневых ягод, которые мисс Пейн купила для пирога.
— Думаешь, это можно пить? — ехидно поинтересовалась я.
— Я не думаю, я уверен. Если боишься, могу отведать этот напиток первым. Чтобы развеять твои подозрения.
— Возьми-ка лучше это. — Я протянула ему дневник Элайзы и положила лупу на столик. — И приступим к делу.
Майлс раскрыл дневник, вооружился лупой и начал читать, постоянно вставляя свои смешные, ироничные, а порой и скептические комментарии. Наверное, нехорошо было так бессовестно глумиться над воспоминаниями прабабки, но, честно признаюсь, я даже смеялась. В тот момент Майлс напоминал мне Лесли: мой друг, чтобы развеселить меня, частенько прибегал к шуткам, и я хоть и ворчала, но все-таки смеялась, думая о том, что на свете больше нет мужчины, способного исправить даже самое скверное мое настроение.
Я ошибалась — такой мужчина нашелся. Но, увы, им оказался мой кузен. Как часто в последнее время я задумывалась о нашем родстве и о том, что было бы, если бы его не существовало. Я подозревала, что те же мысли посещали и Майлса, но мы никогда не осмеливались говорить об этом.
Фантазия — эта великолепная порхающая фея — хороша лишь тогда, когда события, которые заводят человека в ее волшебные края, не могут перевернуть его жизнь с ног на голову. В противном случае эта легкокрылая фея превращается в злейшего врага рассудка — бесплотную мечту, предавшись которой, человек забывает о реальности, а когда сталкивается с ее острыми шипами, чувствует невыносимую боль.
Я сознавала, что эта боль неизбежна. Особенно остро я чувствовала это, когда украдкой разглядывала красивое лицо моего кузена. Увы, я знала, что уже недолго осталось мне любоваться его лучисто-серыми глазами, губами, изогнутыми в небрежной — а порой и нежной — улыбке, и чистым высоким лбом, на который падали непокорные пряди пепельных волос.
Он закончит книгу, размышляла я, получит — а я искренне надеялась, что так и будет, — наследство, уедет из Рочестера и навсегда позабудет о тех глупостях, которые пьянили его голову и голову его кузины сильнее горячего сидра, сваренного адамсовскими фермерами. А мне останется лишь горький мед воспоминаний, которыми — я очень надеялась — мне не придется жить, как прабабушке Элайзе.
Размышляя о Майлсе, я перестала слушать то, что он мне зачитывал. И сделала это совершенно напрасно, потому что очень скоро он торжествующе выкрикнул:
— Нет, все-таки ты была права!
— Что? — поинтересовалась я, вынырнув из вязкого болота своих мыслей.
— Ты что, не слушала?!
— Я задумалась и пропустила несколько последних строчек, — повинилась я перед кузеном.
— А я-то понадеялся на твою светлую голову. Вот он, наш П.К. собственной персоной. Слушай теперь внимательно. Майлс начал читать: —
— Нужно читать дальше, — убежденно заявила я. — У этой истории должен быть финал, и мы до него доберемся. Хочешь, я тебя сменю, Майлс?
— Нет, — упрямо покачал головой он. — Я обещал, что ты не будешь сегодня мучить свои зеленые глаза, и сдержу обещание.
Чтение продолжилось. Не буду воспроизводить эти муки, в которых мой дорогой благородный кузен, можно сказать, рожал перевод прабабкиного творения, ограничусь лишь кратким пересказом.
Итак, П.К., то есть Пол Кодри — а мы уже не сомневались, что прабабкиным возлюбленным был именно он, — приехал в Адамс и объявился перед Элайзой. Прабабка писала, что он изменился и больше всего эти перемены коснулись внешности. Упомянула она и следы от болезни на его коже, и хромоту. Кстати, я оказалась права: Пол Кодри начал хромать на правую ногу уже после того, как вернулся из своей поездки.
Выяснив, что бывшая невеста вышла замуж вовсе не по любви, а скорее от отчаяния, он заявил, что хочет быть с ней и не видит никаких препятствий в том, что она замужем и у нее есть ребенок. Пол Кодри сказал, что готов воспитывать маленького Доуэлла, как собственного сына, и даже усыновить его, если это будет возможно.
Мою несчастную прабабку раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, она безмерно
