Получилось до того забавно, что я рассмеялась.
— Ты теперь уедешь? — отсмеявшись, спросила я у него. Мне не хотелось, чтобы он уезжал, и Майлс прочитал эту немую просьбу остаться в моих глазах. Мне показалось, ему тоже не хотелось ехать.
— Ты пытаешься меня спровадить, дорогая кузина? — с деланым укором поинтересовался он. — В такую погоду, — кивнул он на окно, за которым свирепствовал ветер, — даже собак не выгоняют. С твоей стороны это не очень-то красиво. К тому же мои глаза так устали от прабабкиных каракулей, что я не уверен, смогу ли следить за дорогой.
— Что ж, дорогой кузен… — я сделала лицо хозяйки, которая готова была терпеть ночного гостя только из вежливости, — мне ничего не остается, как выносить твое присутствие до утра. Но ты скрасишь мне твое в высшей степени неприятное общество, если сделаешь еще порцию того отвратительного напитка, которым потчевал меня в прошлый раз.
Майлс прекрасно понимал, что мои слова всего лишь шутка. Он смотрел на меня со странной улыбкой, которая блуждала по его лицу, как солнечный зайчик, пущенный с помощью зеркальца шаловливым ребенком.
— Чему это вы улыбаетесь, дорогой кузен?
— Я сейчас подумал, что совсем еще недавно мы с тобой именно так и общались. Только тогда наши взаимные перепалки вовсе не были безобидной шуткой. Мы действительно считали друг друга отвратительными, несносными и, когда сталкивались лбами, изо всех сил демонстрировали свое взаимное презрение. Неужели это было?
— Было, — кивнула я. — Майлс, прости меня за шрам, который я оставила тебе на память. Я очень разозлилась, но, если бы знала, что так получится, ни за что не запустила бы в тебя тем пуфом.
— А ты меня за нос, который я посоветовал тебе увеличить, чтобы губы казались меньше. Я был полным идиотом. У тебя очень красивые губы.
— Ты правда так считаешь?
— Правда, — кивнул Майлс.
Он подошел ко мне — для этого ему понадобилось сделать всего лишь несколько шагов — и, протянув руку, коснулся моих губ. Я подумала, что должна отстраниться сама, убрать его руку, попросить его остановиться — в общем, сделать или сказать хотя бы что-нибудь. Но все мои благоразумные мысли тут же растаяли, как льдинка в теплой руке.
Майлс нежно гладил мои губы. Я смотрела в его лучисто-серые глаза, окутанные легкой дымкой, а он смотрел на меня, и, подозреваю, то, что он прочитал в моих глазах, немногим отличалось от того, что я читала в его взгляде. Он придвинулся ко мне еще ближе, и я почувствовала тепло его тела. Мне казалось, что мое дыхание и стук моего сердца слышны на соседней улице. Я почувствовала сумасшедшее желание прижаться к Майлсу, зарыться лицом в его грудь, обнять его и никуда больше не отпускать.
Майлс легонько приподнял мой подбородок, и я даже не успела понять, когда наши губы слились в поцелуе. Отчего-то мне всегда казалось, что его губы должны быть холодными, как губы фарфоровой статуэтки. Но в то мгновение я поняла, что ошибалась. Губы Майлса оказались теплыми и нежными, как июньский рассвет, а его поцелуй — легким, как прикосновение птичьего перышка.
В тот момент я не думала ни о чем, и это было такое блаженство! Меня не терзали угрызения совести, мысли о неизбежном расставании, об одиночестве, о воспоминаниях, которые обязательно причинят мне боль. Мой разум был пуст, как девственно-чистая страница, на которой еще нет даже названия первой главы. Меня переполняли чувства, которым я впервые в жизни отдавалась со всем своим безрассудством.
Все же это должно было закончиться. Тишину, в которой хватало места только нам двоим, ворвался яростный звонок телефона. Мы с Майлсом буквально отпрыгнули друг от друга — так, словно нас застали на месте преступления.
— Это, наверное, Энистон, — пробормотала я и кинулась к телефону.
Звонил действительно Энистон.
— Мисс Камп, это Энистон, — представился сержант. — Вы простите за поздний звонок, но я предположил, что вы еще не спите. К тому же мне сказали позвонить сразу, так что я…
— Я не спала, не извиняйтесь, Энистон, — перебила я сержанта. — Вы что-нибудь узнали?
— О да, много чего, мисс Камп. Вы только не волнуйтесь, мэм… — Когда мне говорят «вы только не волнуйтесь», я тут же начинаю предполагать самое худшее. Видно, мое лицо так резко переменилось, что Майлс подошел ко мне сзади и крепко сжал мою руку. И, хотя от любого его прикосновения меня охватывала дрожь, я действительно почувствовала себя немного спокойнее. — Я узнал, что мисс Дженевра Пейн живет вовсе не в Рочестере. Она проживает в штате Юта. То есть, я хотел сказать, у нее там дом, мэм. Но жила она здесь. Вначале в той семье, которая пыталась ее обвинить в краже колье, а потом у вас. Домой она вообще не ездила последние несколько лет. Родственники у нее тоже в Юте, мэм. Но близких нет — только дальние, двоюродные. Так вот, как только я это выяснил, сразу решил позвонить вам. Вы только не волнуйтесь, мэм…
— Да говорите же, Энистон! — не выдержала я. — Скажите толком, что случилось!
— Так вот, я собрался позвонить вам, а тут звонят в участок. Говорят, происшествие в городском парке. На одну старушку напал бродяга. Я так сразу и решил — точно она. Мисс Пейн то есть. Спрашиваю, что за старушка, проверяли ли документы, где она, что с ней. Тут мне и говорят, что старушку зовут мисс Дженевра Пейн. Сейчас ее привезут в участок. Ее и того бродягу.
— Она жива? — простонала я.
— Да что вы, мисс Камп! Конечно, жива. Ради бога, не волнуйтесь, мэм.
Пока Энистон пересказывал все эти события, мое богатое воображение успело нарисовать тысячу самых ужасных картин. Поэтому я была так признательна сержанту за последнюю фразу, что даже не стала злиться на него за многословность.
— Слава тебе господи… — выдохнула я. — Скажите, сержант, я могу приехать в участок?
— Конечно, приезжайте, мисс Камп. Только поосторожнее там, мэм. Рочестер — спокойный город. Но, сами видите, и такое бывает.
— Ты окажешь мне еще одну услугу? — спросила я Майлса, все еще сжимавшего мою руку в своей.
— О чем речь?
— Пожалуйста, отвези меня в участок.
— Поехали. Только объясни, что случилось.
— Объясню по дороге. Ох уж этот Энистон, — добавила я, когда Майлс выпустил мою руку из своей. — Хорошо еще, что у меня более-менее крепкие нервы.
По дороге в участок мы с Майлсом ни разу не заговорили о том, что произошло у меня дома. Мне казалось, он хочет поговорить об этом, но я изо всех сил старалась не дать ему такой возможности. Я без умолку тараторила о несчастной мисс Пейн — и действительно волновалась за нее, — о том, что Рочестер и Адамс не такие уж спокойные городки, как я всегда считала, о Тихом озере, которое вовсе не Тихое, о детективе Соммерсе, с которым нам обязательно нужно связаться, о сержанте Энистоне — словом, обо всем, что только приходило мне в голову. Мне казалось, я никогда раньше не говорила так много.
Майлс спокойно слушал мою болтовню, но в его глазах я читала ту же мысль, что мучила меня: как нам быть дальше?
— Ну наконец-то! — Энистон встретил нас буквально на пороге участка. — А то я уже начал беспокоиться. Пойдемте, я отведу вас к мисс Пейн.
— Она уже знает, что я ее искала? — поинтересовалась я.
— А что, не нужно было говорить? — испуганно спросил Энистон.
— Ничего, все в порядке, — успокоила я его. — В любом случае я бы ей об этом рассказала…
Мисс Пейн давала показания в дежурном отделе. Не могу передать, как отрадно мне было видеть эту женщину, из-за которой моя ночь превратилась в сплошной сумбур. Голова моей несчастной старушки была перевязана бинтом, но Энистон сразу успокоил меня, сказав, что царапина пустяковая: мужчина, который напал на отважную Дженевру, всего лишь задел ее лоб металлической застежкой на часах. Угрюмый бродяга, пытавшийся покуситься на жалкое добро мисс Пейн, сидел там же, в дежурном отделении. На его руках красовались наручники, а лоб украшала приличных размеров гематома. Сам он был довольно крупным,
