разрывалась реками и ручьями. Ручьи кое-где вскрылись и взблескивали живым серебром, а реки все скрывал тяжелый, сверху ноздреватый панцирь льда. Взлобки чередовались гольцами, гольцы – скалами, скалы – ущельями.
Ничто не ускользало от круглых, редко мигающих глаз орлицы. Вон там перепрыгнула с дерева на дерево белка. Вон там пробежал бурундук. Даже мышку-полевку разглядела она с такой высоты. Но ее не интересовала мелкая добыча. Недаром народ говорит: орел мух не ловит. Добыча должна накормить ее, орлицу, и трех орлят, которые пищат сейчас в гнезде, вытягивая длинные голенькие шеи. Они ужасно прожорливы. Гнездо расположилось на выступе высоченной отвесной скалы, возле самой вершины, и неприступно для бескрылых хищников.
На поляну из дебрей не спеша, вразвалку вышел медведь. Сел, греясь на солнышке, и принялся долго- долго чесать за ухом. При этом он сладко, во всю пасть, даже с ревом зевал. Видно, только проснулся косолапый, только вылез из берлоги. Орлица не обратила на него внимания. Она умела трезво рассчитать свои силы и знала, что даже ей, царице птиц, не одолеть в поединке медведя. Добыча не должна быть такой большой и сильной.
Она полетела вдоль ручья и вдруг резко оборвала полет, заходила на одном месте маленькими кругами, вытянув книзу голову. На каменистом берегу ручья лежало что-то ярко-рыжее с красноватым отливом. Птица, возможно, приняла бы свернувшегося щенка за камень и пролетела мимо, если бы он, на свою беду, не пошевелился.
Орлица сложила крылья и ринулась в атаку. Перед самой землею она выбросила крылья, с ходу долбанула щенка острым клювом. Затем когти легко, как в мягкую глину, погрузились в бока щенка. Еще через мгновение огромная птица с добычей летела над тайгою.
А через четверть часа на этом месте металась, злобно рычала рысь. Но напрасны были все ее поиски. Не суждено ей было в этом году воспитать детеныша.
IV
Начальник отряда геофизиков Константин Реутский с рабочим был на профиле. Шла обычная каждодневная работа. Геолог и рабочий шагали по прямой линии с магнитометром[1], укрепленным на треножье. Через каждые шестьдесят четыре шага (что равнялось пятидесяти метрам) Константин устанавливал магнитометр и сообщал показания прибора; рабочий, точнее, «записатор», как назвал его должность какой-то бездушный трестовский чиновник, записывал показания в маршрутный журнал. В дальнейшем эти сведения наряду с радиометрическими измерениями, результатами работы поисковых групп, данными аэрофотосъемки помогут создать общую геологическую карту исследуемого района.
Профиль – это прямая линия на карте аэрофотосъемки. Отклониться от нее геолог не имеет никакого права. Встречается на этой прямой линии скала – изволь карабкаться на скалу. Преградила путь марь – пробирайся по трясине. При падении как зеницу ока береги дорогой магнитометр: он нежен, хрупок, боится всяких резких движений.
С утра до позднего вечера пропадали маршрутные пары на профиле. Без выходных – выходной у геолога только в дождливую погоду. И часто случалось, единственным горячим блюдом за сутки был чай, кружка крепко заваренного плиточного чая.
Но Константин не роптал ни на трудности профилей, ни на тяготы походной жизни, когда дворцом кажется шестиместная брезентовая палатка и роскошной периной – крытый плотной материей верблюжий спальник, брошенный на пихтовые ветви. Такова профессия. На сезон, с мая по октябрь, она вот уже десять лет кряду бросала геолога в дикие, неисследованные районы Крайнего Севера. И далеким воспоминанием становилась Москва, освещенные неоновым светом улицы, развлечения большого города; лишь одно по- настоящему крепко связывало Константина с родными местами – тоска по красавице жене и пятилетней дочурке Надюшке...
Одеты геофизики в штормовки – куртки с капюшонами, сшитые из легкой и прочной непромокаемой материи, и такие же брюки; на ногах бахилы – болотные сапоги с высокими голенищами, которые крепятся к поясному ремню. Лучше одежды для тайги и не придумать. Геологи вооружены казенным армейским карабином – превосходной защитой от таежного зверья и личной «тозовкой» Константина с оптическим прицелом: из нее хорошо бить сидячую птицу.
... Конец профиля Константин пометил флажком – куском марли, укрепленным на макушке невысокой ели. Половина работы проделана. Теперь надо возвращаться обратным профилем к стоянке отряда. Геофизики подкрепились добытыми в дороге куропатками (птичьи тушки зажарили на костре, как шашлыки), выпили по кружке крепчайшего чая и двинулись в обратный путь.
Они уже подходили к стоянке – на лысом взлобке показалась новенькая, еще не выгоревшая от солнца шестиместная палатка,– когда внимание Константина привлек хвостатый орел, редкая в этих северных краях птица. Воздушный пират взмахивал громадными крыльями тяжело, натруженно, потому что нес крупную добычу. «Зайчишку загубил, бандит,– подумал Константин, сорвал с плеча «тозовку» и щелкнул затвором.– Сейчас мы у тебя добычу-то отобьем... В этот сезон ребята еще не пробовали зайчатинки...»
Стрелок Константин был превосходный. Когда в перекрестье оптического прицела попала орлиная грудь, он затаил дыхание и плавно потянул за курок. Выстрел раздался негромкий, будто кто сухой сук переломил.
Добыча отделилась от птицы, плюхнулась неподалеку в марь на мягкие кочки, поросшие белесым ягелем. Пуля, очевидно, лишь легко ранила орла. Птица шарахнулась в сторону, сделала широкий круг, вытянув книзу шею и глядя на упущенную добычу. Но к добыче уже не подступиться: к ней пробирались, выше колен проваливаясь в топи, двуногие существа, от которых – это она смекнула сразу – лучше держаться подальше. И орел, поспешно набрав высоту, вскоре скрылся за лобастым гольцом.
Константин первым пробрался к отбитой у хищника добыче и остолбенел: перед ним лежала не заячья тушка, а собака, щенок неопределенной породы! Диковинный красноватый окрас... Голова залита свежей еще кровью. Как бы не доверяя собственному зрению, он склонился над щенком, погладил короткошерстный мех. Потом замер. Его ладонь ощутила слабое биение жизни – теплый бок едва заметно то опускался, то поднимался. И всегда сдержанный, даже мрачноватый, всякое повидавший в бродяжьей своей жизни геолог прокричал звонко, с удивлением мальчишки-подростка:
– Он дышит!!
... Щенка принесли в палатку, уложили на мягкую оленью шкуру. Очнулся он от острой боли в голове. (Это Константин смазал йодом рану, оставленную орлиным клювом.) Щенок слабо проскулил и открыл глаза. И первое, что он увидел, было склоненное над ним лицо будущего хозяина. Он сжался в комок: а вдруг это сероглазое, с красивой русой бородкой существо укусит его? Но худого человек не собирался делать. Напротив, он погладил его рукой по спине. Прикосновение теплых пальцев было нежное, приятное.
