— Вот, Андрей Витальевич, — сказал он, — примите маленький подарочек. Пока ваши сочинения не изданы, почитайте то, что другие умные люди написали.
Это была знаменитая «Трилогия о Максиме» братьев Стругацких — «Обитаемый остров», «Жук в муравейнике» и «Волны гасят ветер». Классика отечественной фантастики! Какое-то неизвестное Ворохову издание — видимо, самое последнее.
— Спасибо, — поблагодарил он, но про себя подумал: «Что за странный подарок! Он бы мне еще „Евгения Онегина“ вручил! Неужели мог допустить мысль, что у меня нет дома собрания сочинений Стругацких? Может, какой-то намек? Дескать, держись нас, и станешь таким же известным? Чушь! Известность — подлинная, конечно, а не искусственно раздутая шумиха — не зависит от щедрости спонсоров и профессионально раскрученной рекламной кампании. Кирилл Ильич — мужик умный, он это прекрасно понимает. Тогда что же?..»
— Всего хорошего! — попрощался с ним председатель. — Разумеется, мы с вами еще увидимся. Адресок ваш у нас есть, телефончик тоже… В общем, до скорого!
Глава 7. В МОСКВЕ
Во двор въехал длинный темно-вишневый «форд» одной из последних моделей. Довольно дорогая и престижная игрушка, хотя в большинстве своем «новые русские» (так здесь называли бизнесменов) отдавали предпочтение европейским автомобилям. За рулем сидел коротко постриженный тип с лоснящейся физиономией. Больше в машине никого не было.
«То, что надо!» — подумал Кромптон. Не дожидаясь, когда «форд» поравняется с ним, он повернулся и сделал вид, что изучает стену дома. Предосторожность практически излишняя, но лучше все-таки не изменять своим привычкам. Вдруг его лицо успеет отложиться в памяти водителя, а «промывка» окажется неполной? Все может быть. Не важно, что он, Кромптон, только-только приехал в Россию и еще нигде не успел наследить. Береженого бог бережет!
«Форд» прошуршал шинами за его спиной. Сосчитав в уме до трех, Кромптон слегка повернул голову и проводил взглядом удаляющуюся машину. На таком расстоянии он бил наверняка. Ага, попал! Ярко-зеленая аура, окружавшая фигуру водителя, поблекла, налилась нездоровой желтизной. Теперь можно было действовать без опаски — мозг «подстреленного» позволял производить над собой любые манипуляции. Однако двор — не самое подходящее место для рандеву. Тип, надо думать, направлялся или к себе домой, или к другу, или к любовнице — в любом случае его здесь знали. Поэтому Кромптон велел своему «клиенту» вновь выкатить на улицу и проехать еще метров пятьдесят.
Гарри неторопливо подошел к стоящему «форду», открыл заднюю дверцу (тип, повинуясь мысленному приказу, ее уже разблокировал) и забрался внутрь. Удобно устроился на заднем сиденье (главное — не суетиться!), затем вонзил взгляд в затылок водителя — неподвижный, словно принадлежащий восковой кукле. Через пару секунд «кукла» неуклюже завозилась. Не оборачиваясь, «клиент» завел плохо гнущуюся правую руку назад и бросил на сиденье рядом с Кромптоном пухлый бумажник из светло-коричневой кожи.
«Как хорошо, что мысленное внушение не требует знания языков, — подумал Кромптон. — Можно одинаково хорошо управлять хоть малайцем, хоть эскимосом, не понимая ни слова из их тарабарщины. Трудновато, конечно, выражать свою волю исключительно образами, но у меня было достаточно времени для практики».
В бумажнике, как он и думал, оказались две пачки денег. С одних банкнот — унылых, зеленоватых — смотрели знакомые постные лица американских президентов. Рубли выглядели поинтереснее, но к красочным купюрам, исходя из собственного опыта, Гарри особого почтения не испытывал. Чем больше наворотов, тем ниже, как правило, реальная стоимость. И все же улов неплох — можно даже не пересчитывать.
Сунув бумажник во внутренний карман пиджака, Кромптон вышел из машины. Минуты через две-три хозяин «форда» дернется, как от электрошока, и тупо уставится на шоссе, пытаясь сообразить, какого черта он здесь остановился. Но, напрягая извилины, он не добьется ничего, кроме головной боли, порой совершенно непереносимой, так что от попыток восстановить провал в памяти ему очень скоро придется отказаться. Однако беспокойство останется. Уверенный, что за эти несколько вычеркнутых из жизни минут с ним непременно приключилась какая-нибудь гадость, он обнаружит пропажу бумажника, и тут, конечно, начнет рвать и метать, пуская в ход все богатство русского мата.
Вариант с автомобилем был далеко не единственным: Кромптон, еще не будучи Кромптоном, разработал больше десятка способов поживиться за счет своих недалеких соседей по планете. В Москве это даже оказалось проще, чем где бы то ни было — русские испытывали странную нелюбовь к кредитным карточкам. Впрочем, что же тут странного? Судя по всему, сколотить какое-никакое состояние в России можно было лишь в обход закона, качая в свой карман никем не учтенную наличность. Самые крупные мафиози, конечно, находили способы отмыть грязные баксы и заводили в банках внушительные счета, но более мелкая рыбешка предпочитала не рисковать. Стоит ли доверять свои маленькие финансовые тайны компьютеру, который не заставишь соблюдать обет молчания?
Кромптон тоже избегал легальных сделок, особенно — покупки автомобиля. Купишь — попадешь в компьютер, получишь номер, по которому тебя легко вычислить. Зачем создавать себе трудности, когда можно без хлопот «уговорить» любого встречного подвезти тебя куда надо?
Конечно, случались и проколы. Дар — это вовсе не волшебная палочка, пользоваться которой сумеет даже ребенок: взмахнул — и только руки подставляй, лови падающее с неба мороженое. Нет, Дар — штука сложная, здесь надо действовать с ювелирной точностью. Хорошо еще, что Кромптон не зарывался. До поры до времени он старался не наезжать на действительно известных людей, подавлял искушение ограбить какой-нибудь банк или казино, да и в отношениях с преступным миром соблюдал предельную осторожность. Но все же накладки были неизбежны. Выручал все тот же Дар: попробуй-ка поймай человека, меняющего лица, как перчатки!
Его никогда не смущало то, что он, стремящийся к высшей власти, пока что уподобляется мелкому воришке. У кого-нибудь другого на этой почве мог развиться жуткий комплекс: пристало ли будущему владыке промышлять кражей кошельков? Но Кромптон не гнушался ничем ради достижения конечной цели. Для великих дел еще будет время, причем, если его план полностью удастся, — время неограниченное. А пока — куда ж деваться — он вынужден идти сквозь грязь и кровь. Разве в истории когда-нибудь без этого обходилось?
Как ни странно, копаясь во всем этом дерьме, он не разучился ценить красоту. Москва, например, уже успела ему понравиться, хотя он только-только начал с нею знакомиться. Особенно поражало византийское великолепие древних храмов. А удивительный вычурный Кремль, не похожий ни на одну из крепостей мира? Даже не верилось, что его возвели итальянцы — настолько он отвечал духу самобытной русской культуры. Эту самобытность Кромптон уважал. Но именно ему — какая ирония судьбы! — предстояло с ней покончить. Кто-то мог закомплексовать и по этому поводу. Кто-то, только не Кромптон. Его не терзало чувство раздвоенности. Да, много веков назад Русь разошлась с Западом, выбрала иную дорогу — трудную, извилистую, полную ухабов, но зато свою. И это было хорошо, потому что в результате ожерелье цивилизаций обогатилось еще одной жемчужиной. Да вот беда — несхожесть жемчужин привела в конце концов к таким издержкам, что настала пора взвесить: какая чаша перетянет? Кромптон взвесил — и сомнений у него не осталось. Мир прекрасен, но несовершенен для его обитателей. Что ж, придется пожертвовать красотой — тем более что прежней красоты уже никогда не будет.
Пока все шло по плану. «Крыша» оказалась просто замечательной. Местные ребята не только создали Кромптону правдоподобное прикрытие, но и завалили нужной информацией. Оставалось только найти наиболее полезного человека, чтобы одним ударом убить двух зайцев. После этого Гарри собирался пошататься тут и там, чтобы хотя бы минимально вжиться в непривычную среду. И лишь затем можно будет ехать на место.
Глава 8. РОДСТВЕННЫЕ ДУШИ
Валентина продержалась три дня. На четвертый Ворохова, с головой ушедшего в новую повесть, оторвал от компьютера телефонный звонок.
— Слушаю, — буркнул Ворохов, тоскливо глядя на монитор: почти треть его занимало длинное, очень сложное по структуре и все еще не законченное предложение. За время разговора стройная цепочка заключительных слов, которую он мысленно выстроил, но еще не успел набрать, могла рассыпаться — и
