войск через перевалы. Но Скобелев готовится к худшему, трудному, и ищет приспособлений, облегчающих переход. «Теперь уж я могу с уверенностью сказать, — писал он, — что простейший способ найден и… новая повозка с подвязанным 4-фунтовым орудием выдержала испытание удачно». Но надо, добавлял он, еще проверить это приспособление в практическом походе через снеговые горы. Помимо военных расчетов, Скобелев предусматривал дипломатическую подготовку похода и предлагал соответствующие меры.
Скобелеву рисуются два периода действий: первый — период крайне быстрых действий до занятия первых стратегически важных пунктов за Гиндукушем; второй — выжидательный, когда нужно войти в сношения с антианглийскими элементами в Индии, дать им проявиться в направлении русских интересов и, главное, организовать массы азиатской конницы, направив ее в виде авангарда в пределы Индии. Определить дальнейшие действия русского корпуса гадательно, продолжал Скобелев. В лучшем случае наши знамена будут в Бенаресе (среднее течение Ганга), в худшем — отряд может с честью отойти навстречу войскам, выдвинутым с Кавказа. «Если же Северная Америка воспользуется войной Англии с нами для того, чтобы овладеть Канадой, и военные флоты этого государства появятся на всех морях, то утвердительно можно сказать, что из колоний своих, находящихся во всех частях света, Англия не в состоянии будет двинуть в Индию ни одного солдата, ни одного орудия». В этом международном плане Скобелев учитывал как англо-американские противоречия, так и дружественные отношения между Россией и США.
Как видно, план Скобелева был всесторонне продуманным и отнюдь не фантастичным. Подытоживая, весьма интересно отметить его отличия от разработок предшественников. В политической области особенностью скобелевского плана являются его смелость и решительность целей. Цель — уже не притяжение в Азию английских сил, а изгнание англичан из Индии. Делая ставку на ненависть индийцев к английским поработителям, Скобелев без колебаний решал возбудить восстание в Индии и движение других народов Азии, проявляя полное презрение к легитимистским соображениям, столь важным для царского правительства. Другая особенность — широта мышления, глобальность подхода. В отличие от Хрулева, Скобелев не считал союз с Францией обязательной предпосылкой похода, но шансы на успех взвешивал с учетом всей международной обстановки. Не менее смелыми и оригинальными были стратегические идеи плана. Главный удар Скобелев планировал уже не с Кавказа, а по самому короткому и прямому направлению, из Туркестана, и значительно меньшими силами, чем Черняев. Он исходил из следующих обстоятельств: продвижение русской границы на юг; возросшая численность туркестанских войск и приобретение ими опыта местной войны; уверенность в их способности к преодолению Гиндукуша; привлечение к участию в походе местной иррегулярной конницы. Все это, по замыслу Скобелева, давало возможность решить задачу сравнительно небольшими собственными силами. Кроме того, его план, в сравнении с другими, был значительно более продуманным в материально-техническом отношении.
Правда, после Ахал-Текинского похода Скобелев оценивал перспективы реализации плана осторожнее. В беседе с Марвином он подчеркивал трудности подобного предприятия и даже утверждал, что не верит в его осуществимость в ближайшем будущем. Но не забудем, что это говорилось англичанину и тогда, когда главным врагом Скобелев считал уже не Англию, а Германию. Тем не менее он закончил беседу словами: «Все возможно для хорошего полководца». О том, что Скобелев не забывал индийскую идею на случай серьезных осложнений в отношениях с Англией, говорит его диалог в день взятия Геок-Тепе с офицером Можайским, который, как это стало известно Скобелеву, вел дневник экспедиции.
— Я строил сегодня первый этапный пункт по направлению к Гиндукушу.
— А где второй?
— В Герате.
— И когда?
— При первой демонстрации Англии против России, при первом вторжении ее флота в Мраморное море. Так это вы и отметьте в своих исторических записках в виде завета моего наследникам по оружию.
Полную осуществимость замысла Скобелева доказал в 1891 г. полковник М.Е.Ионов, решительный и энергичный офицер, во всем подражавший Скобелеву. С двадцатью всадниками он перевалил Гиндукуш, где чуть не погиб от трехдневной метели на перевале, получившем его имя, и спустился в Индию на территорию ханства Канджут. Пройдя около сотни верст вдоль индийского склона Гиндукуша на запад, Ионов через проход Барогиль повернул на Памир. В следующем году Ионов повторил свой поход с более многочисленным отрядом. Оправдались и расчеты Скобелева на реакцию населения Индии. Узнав о приходе русских, хан Канджута (тогда еще не покоренного англичанами) Сафдер-Али-хан тотчас послал ходоков к генерал- губернатору Туркестана барону Вревскому проситься в русское подданство.
Подведем итог этому вопросу, его идее, такой заманчивой, ждавшей как будто своего воплощения, но государственными мужами и историками всегда считавшейся бредовой. Для англичан, и современников событий, и историков, был и остается характерным пропагандистский шум вокруг русской «угрозы Индии», распространявшийся в корыстных целях. В нашей же литературе сложилось мнение, выраженное лучше всего в наиболее авторитетной академической 12-томной «Истории СССР с древнейших времен до наших дней»: «Дело заключалось именно в демонстрациях в направлении индийской границы. В планы русской правительственной политики на Востоке завоевание Индии и продвижение к ее границам в XIX и XX вв. не входило, да и не могло входить, так как это было задачей неосуществимой. Английское правительство также понимало неосуществимость вторжения царских войск в Индию. Беспокойство в правящих кругах Англии было связано с тем, что русская экспансия в Среднюю Азию способствовала активизации антиколониальных выступлений населения на северо-западе Индии. Об этом имеются многочисленные свидетельства русской и английской прессы и английских политических деятелей».
По первому вопросу, о том, что ни завоевание Индии, ни даже продвижение для непосредственного соприкосновения с ее границами в планы русского правительства не входили, следует согласиться, но с одним дополнением: русские военные настойчиво рекомендовали такое продвижение и разработали ряд реалистических планов. В 1878 г., в момент конфликта с Англией, к этому шагу толкала вся совокупность сложившихся военно-политических условий. Но правительство по многим причинам, а в рассматриваемом здесь военном аспекте прежде всего потому, что страна только что закончила трудную войну и стояла на грани финансового кризиса, воздержалось от действий, которые повели бы к новой и, несомненно, еще более трудной войне. Нельзя, может быть, исключать возможность этого шага совсем, но он мог быть сделан лишь при крайности, как последнее средство. В 1878 г., с точки зрения правительства, положение до такой крайности не дошло.
Второе утверждение, относительно неосуществимости вторжения в Индию, после приведенных здесь материалов придется пересмотреть. При должной организации и материальном обеспечении, а главное при решимости войск и их полководца, при их настрое на отчаянную борьбу, дело было вполне осуществимым. В свое время римляне тоже были уверены в непроходимости Альп для армии Ганнибала с ее слонами и осадными машинами. Им пришлось дорого заплатить за свою слепую уверенность. Ту же ошибку допустили турки зимой 1877 г. на Балканах. И англичан ждало бы такое же жестокое разочарование. Вспомним Скобелева: на войне только невозможное возможно. И в рассматриваемом случае то, что давным-давно принято считать невозможным, неосуществимым, безумным, под водительством Скобелева стало бы и возможным, и осуществленным. Никакие природные препятствия не могут быть непреодолимыми для войск, беззаветно верящих в своего полководца.
В том же и в других документах Михаил Дмитриевич высказал ряд мыслей, реализация которых могла бы существенно способствовать преодолению английского шантажа, последовавшего за Сан-Стефанским мирным договором 1878 г. Он основательно изучил иностранную литературу, преимущественно английскую (работы путешественников и военных Раулинсона, Мак-Ниеля, Голдсмита, Вамбери), обратив особое внимание на книгу подполковника Керри, обобщавшую английские военно-политические расчеты, все это — на языке оригинала. При цитировании Керри (в скобелевском переводе) будем помнить, что перед нами — оценка англичанином русской угрозы английскому владычеству в этой важнейшей колонии. Хотя русское правительство всегда избегало этой крайней меры и, как я покажу ниже, воздерживалось от принятия ее по принципиальным мотивам, ввиду чего угроза была, в сущности, мифической, даже ее абстрактная возможность повергала англичан в трепет. Этим объясняется озабоченный, даже несколько панический характер рассуждений Керри. Отметив ужасающие последствия потери Индии, что «вовлекло бы голодом всю Англию в дикую революцию», Керри высказывал мнение, что русское продвижение в Азии преследует именно эту цель.
