главных сил в первую очередь разбить и вывести из войны австрийцев, а затем развернуть наступление на Германию: «…тогда мы потоком польемся вперед и никакие крепости и феодально-парламентские армии нас не сдержат». Рукой того же неизвестного лица сделана пометка, что письмо писано за 32 года до войны, то есть в 1882 г., и что к 1914 г. Скобелев изменил бы свою «схему нашего будущего поединка с Германией». Конечно, Скобелев учел бы как прогресс техники (появление авиации, пулеметов, развитие артиллерии и т. п.), так и уже оформившийся союз с Англией и Францией. Но и в изложенном виде план содержал ряд плодотворных идей.
Надеюсь, внимательный и объективный читатель теперь согласится: да, все идеи скобелевские. Но в какой степени эти идеи были обоснованы, насколько подтверждены дальнейшим развитием событий? Сейчас, оглядываясь назад, мы можем дать им непредвзятую, заслуженную оценку.
Было безусловно необходимо создать в приграничном районе мощные укрепления. Война показала неэффективность крепостей старинного типа с отдельно стоящими фортами и башнями. Лишь при включении крепостей в общий укрепленный фронт и дополнении их современными полевыми укреплениями они выдерживали длительный натиск, например Осовец, Верден. Применение новых средств поражения заставило перейти от крепостей к глубоко эшелонированной многополосной обороне, основанной на специально оборудованных траншеях с ходами сообщений.
Нельзя не воздать должного предвидению Скобелева, который настаивал на строительстве не крепостей, а «укрепленного плацдарма» типа Плевны. Разве эта идея не говорит о прозорливости ее автора? Предположения Скобелева о фортификационном обеспечении приграничных районов были совершенно правильными. Не менее обоснованным было его мнение о создании в приграничных районах более густой сети железных дорог.
Опасения Скобелева о возможности внезапного немецкого удара также заслуживали внимания. В таком случае действительно очень важно было «не растеряться». В 1914 г., в отличие от 1941 г., эти опасения не оправдались, война началась после ее формального объявления Германией. Весьма плодотворной была идея «скифской стратегии», лишения противника «всего самого необходимого».
Из мероприятий наступательного характера Скобелев задумал глубокий кавалерийский рейд по тылам противника. Это, в сущности, не что иное, как идея глубокой наступательной операции, теоретическая разработка которой была начата впервые советской военной наукой в 30-х гг. и получила практическое развитие во время Второй мировой войны.
Допустим, может сказать читатель, это была хотя и не разработанная, но в зародышевой форме уже та самая идея. Однако была ли она реальной не в 1882 г. — там все ясно, — а в 1914-м?
При тех материальных средствах, которые существовали в 1882 г., этот маневр можно было осуществить только силами отборной конницы. Он был бы не вторжением главных сил, а имел бы демонстративное и психологическое значение, и результат его был бы ошеломляющим. Что же касается 1914 г., то летом этого года, когда война имела еще маневренный характер и еще не произошло создания сплошного, стабильного фронта, такой рейд также был возможным. И хотя стратегического значения он иметь уже не мог, он дал бы большой психологический и политический эффект.
Наступательные операции широкого масштаба Скобелев планировал на период после полного завершения мобилизации, когда Россия будет иметь 1000 батальонов против 760 австро-германских. Перевес в 240 батальонов был достаточным для того, чтобы перейти к активным наступательным действиям. Чтобы судить, насколько обоснованным был этот расчет, укажем, что после завершения мобилизации в 1914 г. общая численность сил центральных держав составила 6,122 млн. человек, Россия же, несмотря на успех мобилизации, имела под ружьем 5,338. Но в разгар войны Россия смогла довести численность действующей армии до 10 млн. человек. Следовательно, в принципе пропорцию сил России и ее противников Скобелев определял верно.
Об оперативных замыслах Скобелева наступательного периода мы достоверно знаем одно: он считал необходимым нанести первый решительный удар по Австро-Венгрии и вывести ее из войны. Это было единственно правильное решение не только для 1882, но и для 1914 г. Основные силы и средства следовало сосредоточить на Юго-Западном фронте и до капитуляции австрийцев придерживаться по отношению к германской армии активно оборонительного образа действий. Оставшись одна, Германия сразу попала бы в трудное, безнадежное положение. Правильность подобной стратегии в советской военно-исторической науке давно уже общепризнана. Что же касается дальнейшего наступления, уже против Германии, то как конкретно представлял Скобелев его организацию, какие он планировал операции, остается только гадать. Воздержимся от этого спекулятивного занятия.
Предполагаю, что в читателе борются два чувства. С одной стороны, он не может не считаться с фактами. Но в то же время слишком все это неправдоподобно, чтобы не сказать фантастично. Выходит, Скобелев все предвидел, все знал наперед. Возможно ли это? Не укладывается в сознании. Непостижимо.
Что я могу на это ответить?
Я стараюсь подходить к нему и объективно и строго, но ничего не могу поделать с фактами. Они говорят сами и, как известно, упрямы. Да, он все, или, во всяком случае, очень многое предвидел и, как увидим дальше, так было и в политике. И даже еще больше и еще точнее.
Помимо рассмотренных, Скобелев разрабатывал и другие планы. Из тех, что до нас дошли, это упоминавшийся выше план занятия Хивы 1871 г. В 1882 г. Скобелев писал: «На записку эту в свое время никто не обратил внимания… Тем не менее все предложенное относительно Хивы исполнено в 1873 г.» Есть также сведения, что в связи со слухами о возможном нападении турок на Болгарию после Берлинского конгресса Скобелев разработал план обороны Болгарии. «А у меня есть такой план обороны Болгарии, за который бы англичане сотни тысяч бы заплатили», — говорил он одному из близких людей. План этот утрачен. Вообще Скобелев, как мы знаем, любил стратегию и еще в академии выделял ее из числа других военных наук. Голова его была полна идей, которые в сочетании с его знаниями находили воплощение в плановых разработках.
Настоящие знатоки военного дела отдавали должную дань Скобелеву-полководцу. Вот, например, мнение М.И.Драгомирова, крупнейшего в России военного авторитета (в частном письме): «…он военный до мозга костей… Я так тебе скажу: будь Скобелев главнокомандующим, охотно и не задумываясь пойду к нему под команду, невзирая на то, что он у меня в академии сидел на скамье; к Гурке, который старше меня и моим учеником не был, не пойду ни за что по воле… предприятие самое дерзкое в глазах толпы, у него является даже не рискованным; он себя не пожалеет, чтобы осмотреть место, если нужно, и несколько раз; и разумеется, после этого идет наверняка. На мой глаз, Скобелев — человек с большой и вполне заслуженной военной будущностью». Мнение другого академического авторитета, ГА.Леера, нам уже известно.
Интересным и важным является вопрос о характере и масштабе военного таланта Скобелева. Поскольку из его современников крупнейшим военным авторитетом был Мольтке, естественно, с ним чаще всего и сравнивали Скобелева. Сравнение бывало не в пользу Скобелева именно вследствие… его ослепляющей храбрости. Его противопоставляли Мольтке, обладавшему, при отсутствии храбрости, качествами организатора и военного мыслителя. Любопытные суждения передает в связи с этим цитированный русский офицер. В беседе с ним один военный авторитет высказался, что «…германская армия в две-три недели дойдет до Москвы; ведь у немцев все уже готово. Их армия совершенство, их Мольтке…
— А у нас Скобелев, — перебил я.
— Ах, оставьте вы своего Скобелева… Храбрец, человек неукротимой отваги, а там гениальный расчет…
— Но разве не замечательный расчет сказался в Ахалтекинской экспедиции, — возразил я, — но мой авторитет только замахал руками…».
Этим суждениям рассказчик противопоставляет другие, основанные на близком знакомстве высказывавших их лиц со Скобелевым. «Англичанин Грин (ошибка: Грин — американец. —
