l:href='#n_11' type='note'>[11] Передо мной сидит класс, который и ухом не поведет, если сюда ворвутся солдаты в маскировочных касках с «Калашниковыми» наперевес. Я злорадно улыбаюсь. Surprise, kids!
Щелк, и у меня появились железные когти, я превращаюсь в нечто среднее между терминатором и робокопом и перехожу в атаку. А ну-ка, быстро перестал рисовать половые органы на дорогой акварельной бумаге, еще не хватало ее выкидывать! Только попробуй включить на уроке мобильный, я у тебя его вместе с ухом вырву! Сейчас вы у меня поиграете в карты, я из них конфетти сделаю! Будем пускать их друг в друга, черт меня подери, потому что сегодня у нас праздник: мы рисуем перспективу с двумя отправными точками, а у кого не получится, тому я руки оторву, как хвостик от свеклы!
Многолетняя практика в этой области научила меня держаться в рамках закона о правах ребенка и постановлений, принятых школьным профсоюзом. Я никогда не нарушаю границ, но пощады от меня ждать не приходится. Я не забываю покровительственно улыбаться тем слабым бедняжкам, которым всегда достается, поэтому они думают, что мой гнев прольется на них, но у меня совсем иные цели — просто надо вовремя уворачиваться, мои маленькие друзья, тогда все будут целы!
Выпучив от страха глаза, ученики сползают на стулья и замирают, распрямившись, как свечки. Они хватают карандаши и линейки и начинают чертить, а я хожу между рядами с безумным горящим взглядом и глухим урчанием, которое поднимается откуда-то изнутри. Сейчас я из вас всю душу вытрясу!
Эффективность уроков держится на моем ПМС. В обычном состоянии я настолько уступчива, что меня можно загнать в угол, и они этим пользуются! Черт возьми, ну они же подростки, их главная цель — подрывать любые авторитеты! Одни, словно щепки, болтаются на поверхности бескрайнего моря противоречивых, непостижимых чувств. У других на заднице стоит клеймо: «Их разыскивает полиция», рано или поздно они непременно окажутся за решеткой. Третьи страдают среднестатистическим слабоумием и не понимают, что учитель не может клонировать себя и одновременно прийти на помощь тридцати двум ученикам. Четвертых вообще не видно, не слышно, их и радаром не нащупаешь. А бывают такие, что хочется посадить их в карман и унести с собой, чтобы дома полюбоваться. Все они пробуждают во мне материнские чувства, во мне просыпается неудовлетворенная нежность, переходящая в бешенство. Но если слишком часто уступать своим нежным чувствам, то дети просто переедут меня бульдозером! Поэтому я так рада, что хотя бы раз в месяц нахожу в себе силы нагонять на них ужас. Произведенный эффект длится ровно четыре недели, я засекала. После этого шум в классе начинает расти, дети кладут ноги на стулья и принимаются играть в карты. Не тут-то было! Hey, kids, I'm back! Here's Johnny![12]
Я не собираюсь угрожать и запугивать. Нет более жалкого зрелища, чем учитель, который стоит перед классом и громко визжит, угрожая тем, что оставит ученика на второй год. Я же просто впадаю в праведный гнев, который действует наповал. Этот гнев заражает. Он бьет прямо по их куриным мозгам и пробуждает рефлекс выживания. Расслабьтесь, черт побери! Я сегодня в ударе!
Потом я снова становлюсь собой, и весь месяц занятия идут своим чередом.
После урока я иду в учительскую, чтобы навести порядок и в этом болоте.
«Будь моей доброй подругой»
Итак, Янне, ты принял свое великое решение. Три… четыре! Зажмурься и прыгай!
Я чувствовал себя взрослым, рассудительным человеком. Ничего, Мариана быстро избавит меня от этого чувства, она умеет.
Вечером я заявился к ней с тремя розами: темно-красная, длиной в метр, — для Марианы, чайная, поменьше, — для Беллы и миниатюрная роза в горшочке — для Билли. Кажется, Билли обрадовался больше всех, он тотчас поставил горшочек посреди игрушечной автомобильной дороги, рядом с пластиковой пальмой, — как будто цветы растут вдоль дороги. Белла попыталась воткнуть розу себе в волосы, но поранилась шипами и надула губы. Мариана воскликнула:
— У нас и вазы-то для нее не найдется! — и обрубила толстый стебель до середины. Она поставила покалеченный цветок в пластиковый кувшин, откуда роза печально свесила свою прекрасную головку, большую, как теннисный мяч. Я невольно вспомнил высокие датские дизайнерские вазы из белого стекла в доме Шарлотты.
Но я приехал сюда не потому, что меня интересуют способности Марианы в области ботаники или их отсутствие. Я предложил ей помочь приготовить еду, не осмелившись пригласить их поужинать где-нибудь в ресторане.
— Конечно! — сказала она. — Сегодня у нас телячье филе «Оскар», можешь почистить омаровые клешни и приготовить соус «Шарон»! А если тебе несложно, скрути, пожалуйста, небольшой круассан!
Наверно, на лице у меня отразилось глубочайшее недоумение, потому что Мариана нетерпеливо выпалила:
— Ах ты, голова садовая! На ужин у нас сосиски с макаронами! А ты что думал? Можешь пока развести шоколадный пудинг. На обратной стороне пакета написано, как это делается.
Я смиренно принялся разводить шоколадный порошок в большой миске. Я промолчал о том, что вообще-то настоящий шоколадный мусс с зигзагами из белого и темного шоколада необходимо приправить «Гран Марнье». Представляю, что она скажет, если я спрошу, где у нее хранится бутылочка «Гран Марнье».
Она не любит, когда я хожу с ней по магазинам, пару раз мы попробовали, но это была пытка. Когда я покупаю еду, то мчусь по отделу деликатесов, как будто это ралли Монте-Карло. Початки спаржи, французские сыры с чесноком, упаковки нежнейшего филе сыплются мне в тележку, а потом остается только помахать карточкой и заказать доставку на дом. Мариана же ходит по магазину, как комнатная собачка, которой хочется писать; останавливаясь у каждой полки, она так и сяк вертит упаковки с продуктами, сравнивая различные марки. А в результате в ее тележке оказывается несколько самых обычных продуктов. Однажды, прождав у кассы минут двадцать, я недовольно спросил:
— Неужели обязательно изучать каждую банку? Думаешь, эти огурцы импортируют нам из страны с диктаторским режимом, которой ты объявила бойкот?
— Я сравниваю цены, — коротко ответила она.
Мне стало стыдно.
— Но я ведь запросто могу… — заикнулся я. Э нет, с меня хватит. Ее глаза напоминали два лазерных пистолета из «Стар трека», которые замораживают жертву в одно мгновенье. Нет уж, увольте! Пойду-ка я лучше в табачный отдел и спущу там сотню крон на футбольные ставки.
В тот вечер Мариана была какой-то странной. Что бы я ни сказал, она тотчас бросалась на меня, как маленький злобный мопс. В ответ на вопрос, куда убрать масло, она рявкнула:
— В туалет!
И тогда я спросил:
— Может быть, мне уйти? Ты сегодня как с цепи сорвалась, я что-то сделал не так?
Ее косматые, сердито нахмуренные брови разгладились, она потрепала меня по щеке и сказала:
— Ты здесь ни при чем. Ты никогда не жил в одном доме с женщиной, у которой начался ПМС?
Я слегка покраснел. Единственной женщиной, с которой я когда-либо жил, была моя мать Улла Бритт Видинг. Она никогда не упоминала никакой ПМС.
Затем мы принялись за сосиски, попутно разрабатывая методы спасения семьи, пострадавшей от ПМС одного из ее членов.
— Портативное ПМС-убежище в подвале, которое приходит в готовность в нужный момент, — предложил я. — С трехдневными запасами пива, детективов и «Снюса».
— Сигнализация, которая с приближением ПМС начинает регулярно срабатывать, сокращая промежутки между сигналами, — продолжила Мариана. — А когда опасность позади, включается песня «Солнце вышло из-за туч»!
Билли и Белла не понимали, в чем дело, мы объяснили им, что придумываем, как спастись от сердитой мамы. Они хохотали, как сумасшедшие, и предлагали свои решения этой проблемы.
