39. Дезире
Одного я ему никогда простить не смогу — что он вот так взял и уехал с моим умирающим ребенком, даже не предложив мне поехать с ним. Я только увидела, как он запрыгивает в машину, и поначалу даже подумала, что он просто свалил, оставив меня одну с Арвидом. Но потом до меня дошло: он решил сам отвезти его в больницу, и я выскочила на крыльцо и заорала им вслед. Он и не подумал остановиться и вскоре исчез за поворотом.
Я вошла в дом и вызвала такси, захлебываясь слезами, так что оператор еле смог разобрать адрес. Затем я растолкала Нильса, который в кои-то веки спал крепким сном. Он снова принялся вопить, когда я дрожащими руками надела на него одежду и с грехом пополам запихнула в спальный мешок. Вскоре позвонил таксист, он заблудился — улиц-то у нас нет, — и мне пришлось объяснять ему дорогу по телефону.
Шапка Арвида валялась на полу, а сапог не было на месте. Он так гордился, что научился сам надевать куртку, хотя ему всего два с половиной. Я догадывалась, что произошло. Он проснулся и пришел в спальню, где я спала мертвым сном после бессонной ночи. Я смутно помню, как он дернул меня за руку и потребовал каши. Но не успела я ему ответить, как снова отключилась.
Тогда он, по-видимому, спустился вниз, снял куртку с вешалки, надел ее и сунул ноги в сапоги. А потом вышел на улицу в поисках папы. Любимого папочки. Арвид ведь у нас папенькин сынок. Был. Или есть.
Подъехало такси. Я запрыгнула в машину, крикнув: «В реанимацию!» Водитель из вежливости что-то сказал про то, какая у нас ухоженная усадьба, и тут я не выдержала и снова разрыдалась. Нильс тоже заплакал, наверное испугавшись моих слез. Шофер спросил, что с ним, и я нетерпеливо ответила, что у него воспаление уха. Он сразу принялся разглагольствовать: мол, у него самого трое, и все прошли через воспаление уха, и не так уж это страшно, вовсе незачем тут же кидаться в реанимацию. Я заорала, чтобы он заткнулся, но потом, чуть придя в себя, объяснила ему, в чем дело. Тут уж он умолк.
Когда мы подъехали к реанимации, я распахнула дверь и бросилась к входу, схватив Нильса в охапку. Водитель закричал мне вслед: «Эй!» — и я сообразила, что не заплатила за проезд и денег у меня с собой нет. В полном смятении, которое я могу объяснить лишь паникой, я ринулась назад и протянула ему Нильса в спальном мешке. Видимо, подумала, что нужно оставить что-то в залог, пока не вернусь. Затем я помчалась в больницу.
На регистрации сидела простуженная девица и сонно моргала, с виду ей было лет пятнадцать, не больше. На ее груди красовалась табличка с именем: «Сесилия».
— Где он?! — закричала я. — Маленький мальчик, которого переехал трактор, — его только что привезли!
— Не мальчик, а девочка, — огрызнулась она. — И всего-навсего с вывихом ноги. Пожалуйста, присядьте, возьмите номерок, я вас вызову, когда дойдет очередь.
— Очередь! — завопила я. — Да вы о чем! Здесь же, кроме меня, никого нет!
Она недовольно кивнула на водителя такси, который обалдело застыл в дверях с Нильсом на руках.
Собрав волю в кулак, я подошла к нему и объяснила, в чем дело. Он вошел в мое положение — видимо, понял, что вряд ли можно ожидать незамедлительной оплаты от женщины в одном промокшем халате. Затем я взялась за Сесилию. У нее недавно началась смена, и она ничего не знала, кроме того, что минуту назад зарегистрировала девочку с вывихом. Я схватила Нильса в охапку и побежала по коридору, заглядывая во все кабинеты подряд, но там было пусто. Сесилия что-то протестующе прокричала мне вслед.
В третьей процедурной я увидела Бенни. Рядом с ним сидела медсестра, держа его за руку. Он неподвижно смотрел прямо перед собой.
— Где он? — заорала я. — Где Арвид? Он жив?! Ах ты, гад! — крикнула вдруг я и так пнула Бенни, что он чуть не упал со стула. Затем он перевел взгляд на меня, и глаза его почернели.
Медсестра поспешно вскочила и встала между нами.
— Он в реанимации! — сказала она. — Врачи предпринимают все возможное! Он под капельницей, его прооперируют, как только сделают рентген.
Если б все не было столь ужасно, ситуация даже могла бы показаться комической, по крайней мере, со стороны. В кино и телесериалах близкие обычно сидят, крепко обнявшись в ожидании новостей, утешая друг друга и бегая за кофе. Мы же с Бенни так и норовили подраться. Он оттолкнул меня, а я сорвала с него шапку и вцепилась ему в волосы. Сколько живу, никогда этого не забуду.
Медсестра вывела меня из кабинета, держа мою руку такой мертвой хваткой, какой, наверное, учат на занятиях дзюдо. Просто-напросто взяла и вывернула ее мне за спину — а в другой у меня был Нильс.
Очутившись за дверью, она строго сказала:
— Ваш муж в состоянии шока, как, впрочем, и вы. Вам не следует сейчас общаться. А ребенка я пока заберу. Дайте-ка!
Медсестра взяла у меня Нильса, и он тут же заснул в своем спальном мешке. Затем она подвела меня к палате с застекленной дверью, и я увидела Арвида. Он лежал с закрытыми глазами, такой маленький на длинной койке, а из его тоненькой руки торчала капельница. Было даже непонятно, жив ли он. Кто-то снял с него куртку, и она валялась на полу. Тут я потеряла сознание.
40. Бенни
Это все снег. Тот самый снег, который я вечно кляну на чем свет стоит, потому что каждый раз, когда он выпадает, приходится вставать в пять утра и расчищать дорогу для молоковоза.
Этот снег и спас жизнь Арвиду. Он, видно, оделся, вышел на улицу, встал позади трактора и принялся звать папу. А папа тем временем сидел в тракторе и не слышал, потому что в наушниках у него орала музыка. А потом папа дал задний ход. Причем довольно резко и кое-как, засыпая на ходу, — но я же знал, что там никого нет! Попробуй разгляди мальца в сто двадцать сантиметров роста в зеркальце заднего вида!
Арвида вдавило в рыхлый свежевыпавший снег, и его мягкие косточки прогнулись под колесом. Ни один взрослый на его месте не выжил бы. У Арвида было три сломанных ребра, пункция легкого и трещина в тазобедренном суставе. И все! Врач сказал, что через два месяца все пройдет. И не соврал.
Но травма, которую мы с Дезире нанесли друг другу, заживала куда дольше.
Она осталась в больнице, Нильс, понятное дело, тоже. Я же поехал на машине домой. Было уже четыре часа дня, пора начинать вечернюю дойку. Дезире на меня даже не взглянула, когда я уезжал, демонстративно отвернулась и направилась к послеоперационной палате с Нильсом на руках. Сестры ей одолжили больничный халат.
— Привези одежду, — только и сказала она. — И денег.
Вайолет и Бенгт-Йоран выскочили на крыльцо, когда я заехал к ним рассказать о случившемся. «Скорой» пришлось уехать ни с чем, и санитары попросили их передать, во сколько нам обойдется ложный вызов.
Но сейчас мне ни до чего не было дела. Пока я не увидел шапку Арвида на полу прихожей. Он терпеть не может носить шапку и, хотя послушно надевает ее, при первой же возможности кидает куда попало. Я вошел в комнату, лег на диван и уставился в потолок, так что слезы потекли в уши.
Несколько часов спустя я проснулся оттого, что кто-то тряс меня за плечо. Спросонья я даже не понял, где я.
— Бенни! Бенни! — звал меня Бенгт-Йоран.