Ермолай смутно представлял себе, что было с ним в госпитале; помнил лишь, как медицинская сестра давала ему наркоз. Когда же проснулся, то несказанно удивился, увидев на соседней койке всё того же старшину Петекова. Петеков спал.
— Что с ним такое? — встревожился Ермолай.
— Ничего страшного, — улыбнулась сестра. — Вам срочно потребовалось сделать пересадку кожи. И ваш товарищ дал свою.
Ещё больше пришлось удивиться, когда в палату вошли начальник погранотряда полковник Суслов и отец. Ермолай хотел подняться, но Суслов остановил его:
— Лежи, лежи, Ермолай Степанович, нельзя тебе вставать.
— Здравствуй, Ермоша! Вот мы и свиделись! — Степан Федотович часто заморгал, положил на тумбочку кулёчек. — Мать гостинцев тут тебе домашних прислала, твои любимые шанежки.
— Спасибо, батя! — Ермолай попытался улыбнуться, да не смог — всё лицо забинтовано. — Товарищ полковник… — начал было он.
— Всё знаем, — снова остановил его Суслов, — всё, что с тобой случилось, нам известно. По секрету скажу: большое дело ты сделал, что вытащил из пожара парня с мальчиком. Можно сказать буквально — не зря прошёл сквозь огонь и воду. Во-первых, потому большое, что людей спас, а во-вторых, мы от этого парня важные вещи узнали. За границу пробирался твой спасённый. И сам того не знал, что идёт на шпионскую связь.
— Как же так получилось? — удивился Степан Федотович.
— А так вот. Есть ещё в некоторых глухих деревнях, да и не только в деревнях, сектанты, исповедующие старую веру, (Церквей они не признают и собираются для молитв тайно.) Не суть важно для нашего разговора, кто именно, но оказывается, кое-кто из них служит одной западной буржуазной разведке. Хитро придумали наши недруги: использовать в своих целях предрассудки староверов. Парню этому подходит срок призываться в армию, а у них, сектантов, считается, видишь ли, грехом служить в армии. Вот вражеские слуги будто бы и вознамерились помочь парню избавиться от армейской службы. А сами замыслили сделать его своим связным.
— А мальчонку-то он зачем с собой тащил? — спросил Ермолай. — Мальчонка-то несчастный тут при чём?
— Во-первых, маскировка, вроде бы и впрямь грибники. А во-вторых, в подошву сапога мальчишки и было заделано шпионское донесение.
— Ловко орудуют! — изумился Степан Федотович.
— А как же! Шпионы-то, они не лыком шиты, — усмехнулся Суслов. — А парень и мальчишка и в самом деле братья. Только не из Максимовки, а из Павловки, совсем из другого района. Вот они какие дела.
— Такое и в лоб не влетит! — пожал плечами старший Серов.
— Ну, нам пора, — взглянул Суслов на часы. — Поправляйся, Малыш! Поправишься— и домой на побывку. Командование решило предоставить тебе десятидневный отпуск.
Полковник поднялся, посмотрел на крепко спящего Петекова и спросил, улыбнувшись:
— Как у вас со старшиной, мир или всё ещё воюете? — И объяснил Степану Федотовичу: — Тут нашла коса на камень — оба с характерцем.
«И «Малыш» и это ему известно!» — смутился Ермолай.
— Главное, чтоб всегда всё по правде было! — улыбнулся и отец.
ФИНСКИЙ ШАГ
Старшим наряда капитан Яковлев назначил ефрейтора Серова. Да, вчера перед строем заставы капитан огласил приказ, подписанный полковником Сусловым: сержанту Николаю Ивлеву присваивалось очередное воинское звание «старший сержант», ефрейтору Анатолию Сысоеву — «младший сержант», рядовому Ермолаю Серову — «ефрейтор», то есть старший солдат.
Ермолай сиял, хотя ему и было досадно, что по этому же самому приказу Сысоев стал младшим сержантом. По мнению Ермолая, воинские звания следовало бы присваивать не за одну только исправную службу, а и учитывая, доброе у человека сердце или злое, справедливо ли он относится к другим людям.
Как-то тут — Ермолай снова дежурил по кухне — зашла за кипятком Мария Петровна с Олежком. Сысоев залебезил — жена начальника! — угостил мальчика пирожком, а не успела Мария Петровна за порог перешагнуть, оттопырил губу и обозвал Олежка рахитиком. Знал, жирный индюк, что Ермолай не побежит кляузничать…
Вот за Колю Ивлева было приятно! Ему бы Ермолай, будь у него такое право, сразу присвоил звание «старшины».
— «Ефрейтор Серов»! А ведь звучит! — весело подмигнул Ивлев, помогая другу пришить на зелёные солдатские погоны по тоненькой ефрейторской лычке.
— Учтите, ефрейтор Серов, теперь с вас двойной спрос! — Вот и всё, что сказал старшина Петеков вместо поздравления.
Выписавшись из госпиталя, Ермолай от всей души поблагодарил старшину за то, что тот помог в трудную минуту. Петеков лишь усмехнулся: «За что меня благодарить? Вы бы разве на моём месте поступили по-другому?..» Сущий сухарь!
Так вот. Вчера Ермолаю присвоили звание ефрейтора, а сегодня капитан Яковлев впервые назначил его старшим пограничного наряда. Это не шутка — старший наряда! Это значит, что Ермолай отвечает за охрану целого участка советской государственной границы! Это значит, что Ермолай должен будет сам принимать решение, как действовать наряду, когда следует применять оружие, каким образом преследовать врага, если будет обнаружено нарушение границы.
Вторым в наряде был первогодок Рабиг Нуриев, скромный, застенчивый паренёк из города башкирских нефтяников.
Ермолай хорошо помнил, как нелегко давались ему самому первые месяцы пограничной службы, и старался, чтобы Рабиг побыстрее освоился с непривычной обстановкой.
Потеплее одевшись, насухо вытерев и автоматы и каждый патрон, они вышли в ослепительно сверкающий зимний день. Накануне целые сутки шёл мокрый снег, и на деревьях лежали большие белые шапки. Схваченные ночным морозом, они превратились в непосильный для молодых елей, берёз и сосен груз «кухту», как говорят в здешних местах. Деревца согнулись, многие ветви не выдержали тяжести и сломались.
На снегу образовался плотный наст.
Трудно теперь будет с ночёвкой тетеревам, глухарям и куропаткам: они любят ночевать, с разлёту нырнув в снег. А попробуй-ка пробей эту крепкую ледяную корку.
Серов и Нуриев должны были пройти несколько километров по дозорной просеке в тыл участка и выяснить: нет ли там следов неизвестных людей, признаков нарушения границы. Рабиг не научился ещё держать ровное дыхание и пыхтел, взбираясь на холмы, — подъём на лыжах «ёлочкой» давался ему с превеликим трудом. Переступая, он никак не мог перенести запятки лыж, не зацепляя одной другую, и нередко падал или скатывался обратно. Приходилось останавливаться, ждать, теряя время, и снова и снова объяснять, как лучше ходить на лыжах по насту.
Какой-то невиданно плотный наст образовался в этот раз на снегу! На что уж хорошо умел Ермолай читать следы, а и он едва распознал петли зайца-русака. Вот тяжести лося ледяная корка не выдержала. На острых краях глубоких лунок, пробитых копытами, красными смородинами замёрзли капли крови. До костей, наверное, ободрал сохатый ноги. Так он, бедняга, далеко не убежит — выбьется из сил и станет добычей
