признался, что этот обломок мог бы происходить с его исчезнувшего судна.
— Исчезнувшего? Значит, «Дэвид Дарк» исчез?
— Да. Он выплыл из Салемского залива в последний день ноября 1692 года — я знаю это лишь потому, что один из первых хозяев побережья в Салеме упоминает об этом случае в своих мемуарах. Он пишет более или менее так: «Штормовой ветер с северо-запада дул три дня и не казалось, что погода исправится, но „Дэвид Дарк“, невзирая на опасность, поставил паруса, единственный корабль, который выплыл из порта за всю эту страшную неделю. Его поглотила буря и никогда больше его не видели в Салеме». По крайней мере таков общий смысл написанного. Если хочешь, могу принести эти мемуары.
— Но какую связь это имеет с призраками в Грейнитхед? — спросил я. Наверняка же здесь у берегов целая куча затонувших кораблей.
Огонь в камине уже бушевал, поэтому Эдвард расстегнул пиджак.
— Подожди, принесу тебе еще пива, — сказал я.
Я вышел в кухню. У подножия лестницы я на секунду остановился и напряг слух. Я еще не был наверху с тех пор, как увидел тот мигающий свет вчера ночью. Я только молился Богу, чтобы меня не ждало там что-то, чего я не хотел бы видеть. Я также молился о том, чтобы Джейн не появлялась вторично, чтобы она не навещала отца и мать, а тем более меня. Она была мертва, и я хотел, чтобы она оставалась мертвой для ее же блага и для блага нашего неродившегося ребенка.
Когда я вернулся с пивом, Эдвард просматривал «Великих людей Салема».
— Спасибо, — буркнул он и добавил: — А у тебя самого не бывает проблем?
— Проблем?
— Ты не заметил никаких признаков, свидетельствующих о том, что Джейн пытается связаться с тобой? Или, может, ты что-то слышал? Ведь большая часть сверхъестественных явлений в Грейнитхед — это явления скорее звуковые, чем визуальные.
Я сел и тут же встал, заметив, что мой стакан пуст.
— Я… э-э-э… нет. Ничего подобного. Наверно, это касается только коренных жителей Грейнитхед. А не нас, приезжих.
Эдвард кивнул, будто бы принимая мои слова к сведению, но не совсем в них веря.
— Ты говорил о связи между призраками и «Дэвидом Дарком», — напомнил я ему.
— Что же, должен тебя честно предупредить, что в строго научном смысле вся эта связь притянута за уши. Такое открытие не заслуживает награды. Ведь я не знаю, с каким миром мы имеем тут дело, не знаю; не знаю, почему появляются эти духи и каким образом. Может, это какая-то мерзкая природная аномалия, что-то, связанное с погодой или с географическим положением. Может, Грейнитхед — как Остров Вознесения: место, где случайно, по абсолютно непонятным причинам, сложились условия, благоприятствующие появлению духов?
— Но все же ты же думаешь, что все это из-за корабля?
— Я склонен полагать, что из-за корабля. А склонен я думать так потому, что раскопал два замечания, касающихся последнего рейса «Дэвида Дарка». Одна запись была сделана перед выходом корабля в плавание. Вторая же — почти восемьдесят лет спустя. Более раннюю я нашел в самой нудной книге, которую только можно себе представить: в монографии о корабельном строительстве и обработке металла, написанной в конце семнадцатого века. Ее написал кораблестроитель из Бостона по фамилии Пимс, и должен тебе сказать, что тип этот был ужасным брюзгой. Но в конце книги он упоминает о двух котельщиках из Салема, Перли и Фиске, которые якобы великолепно справились с заданием, выполняя по заказу «большой медный ящик», помещенный затем в трюме «Дэвида Дарка», чтобы «запереть в нем Великую Мерзость, коя так измучила Салем, что от всего сердца желаем от сего избавиться».
— Ты знаешь это на память? — заметил я с неожиданным восхищением.
— Я достаточно часто к этому возвращался, — ответил Эдвард. — Но Джейн на самом деле знала историю на память. Она могла цитировать даты и имена, как компьютер.
— Да, — подтвердил я, припомнив, как Джейн запоминала номера телефонов и даты рождения. Собственно, я не хотел разговаривать о Джейн с Эдвардом Уордвеллом; это была слишком деликатная тема, к тому же я чувствовал абсурдную ревность при мысли, что Эдвард знал ее раньше меня.
— А второе упоминание? — спросил я.
— Более поздняя запись, сделанная восемьдесят два года спустя. Это фрагмент записок преподобного Джорджа Нурса, который большую часть жизни жил и работал в Грейнитхед. Преподобный Нурс рассказывает, что однажды, в 1752 году, он пребывал у смертного одра старого боцмана из Грейнитхед, который просил, чтобы его душу поручили особой опеке Бога, поскольку в юности он подсмотрел, как вносили последний, тайный груз на «Дэвида Дарка», хотя его остерегали, что каждый, кто увидит, будет покаран вечным странствием по земле и не избавится от этого проклятия ни живым, ни мертвым. Когда преподобный Нурс спросил боцмана, что же это был за груз, на боцмана напали конвульсии и он начал вопить что-то о Мике-ножовщике. Преподобный Нурс был этим очень обеспокоен и начал расспрашивать всех ремесленников, изготавливающих ножи в округе Салема, но ни один из них не мог объяснить слова боцмана. Но сам преподобный твердил, что позже, после смерти боцмана, он видел его собственными глазами на углу улицы Деревенской.
Я сел поглубже в кресло и задумался о том, что услышал от Эдварда. В обычных обстоятельствах я счел бы это сказочками, высосанными из пальца. Теперь же я знал, что предсказательницы, демоны и другие сказочные создания могут существовать на самом деле, и если такой серьезный молодой человек, как Эдвард Уордвелл, был убежден, что корпус «Дэвида Дарка» оказывает какое-то влияние на жителей Грейнитхед, то и я был готов отнестись ко всему этому серьезно.
А что мне говорила та старая колдунья в парке «Любимые девушки»? «Неважно, когда умираешь; важно где умираешь. Существуют определенные сферы влияний, и иногда люди умирают вне их, а иногда и внутри. Появилось влияние, а потом исчезло, но бывают места, в которых, по-моему, оно не исчезало никогда».
— Ну что ж, — наконец сказал я. — Догадываюсь, что ты хочешь получить эту картину, ведь на ней можно найти какие-то указания относительно таинственного груза «Дэвида Дарка».
— Не только, — ответил Эдвард. — Я хочу как можно более точно знать, как выглядел этот корабль. У меня есть один эскиз, который якобы представляет «Дэвида Дарка», но он даже и в половину не такой подробный.
Он посмотрел на меня и снял очки. Я знал, он ждет, что я отдам ему картину, что я снижу цену с тысячи долларов до трехсот. Но я не собирался уступать. Все же оставалась вероятность, что Уордвелл — всего лишь хитрый, умный и речистый мошенник, что он сам выдумал эту историю о Пирсоне Тарнере, преподобном Нурсе и Мике-ножовщике. По сути дела, я так не считал, но, несмотря на это, все равно не хотел отдавать ему картину.
— Подробности на этой картине необычайно существенны, — заявил Эдвард. — Хотя по художественным достоинствам картина слаба, но она была нарисована с достаточно большой точностью, а это значит, что я могу приблизительно определить, насколько велик был «Дэвид Дарк», из скольких частей состоял его корпус и какую форму имели надстройки. А это в свою очередь означает, что когда я его найду, то буду уверен, что нашел именно его.
— Когда что? — удивился я. — Когда ты его найдешь?
Эдвард снова надел очки и слегка улыбнулся со скромной гордостью.
— Вот уже семь месяцев я ныряю в проливе Грейнитхед, пытаясь найти его. Зимой я не очень-то мог этим заниматься, но теперь, когда пришла весна, я собираюсь серьезно взяться за работу.
— А какого дьявола ты его ищешь? — спросил я. — Раз он имеет такое влияние на жителей Грейнитхед, то пусть уж лучше лежит в воде.
— Скорее в иле, — запротестовал Эдвард. — К этому времени он наверняка сел достаточно глубоко. Для нас было бы счастьем увидеть хотя бы верхушки его мачт.
— Нам? Кто это «мы»?
— Мне помогают несколько ребят из музея и Дан Басс из местного клуба аквалангистов. А Джилли Маккормик — мой неофициальный наблюдатель, и еще она ведет корабельный журнал.
— Ты на самом деле веришь, что вы найдете этот корабль?
— Так я думаю. С этой стороны пролива не так уж глубоко, так как на дно садится ил. Мы уже нашли
