там десятки корпусов, но почти все — это яхты и небольшие лодки, относительно новые. Мы нашли остатки великолепной моторной лодки «Додж» выпуска 1920 года, которая затонула максимум шесть месяцев назад. Летом же мы хотим прощупать дно моря подводным сонаром, чтобы как можно более точно определить положение «Дэвида Дарка».
— Но он же наверняка давно сгнил. От него ничего не осталось.
— Думаю, осталось, — возразил Эдвард. — Ил в том месте настолько жидкий, что в него можно легко погрузить руку по локоть. В одном месте я чуть не провалился в него по пояс. Если «Дэвид Дарк» затонул где-то там, то он погрузился в ил по ватерлинию, а потом постепенно опускался все глубже. Все деревянные части сохраняются под илом великолепно. К тому же мимо залива Грейнитхед протекает исключительно холодное течение, впадающее в Салемский залив, оно должно законсервировать открытые части корабля. Грибы и бактерии не любят холодной воды, так же, как и морские ракушки, и древоточцы.
— Крайне благодарен за лекцию по морской биологии, — буркнул я. — Но на что ты надеешься, если в конце концов все же найдешь «Дэвида Дарка»?
Эдвард посмотрел на меня с предельным удивлением и развел руками.
— Конечно же, мы поднимем его на поверхность, — заявил он так, будто это было очевидно для всех с самого начала. — А потом проверим, что же находится в его трюме.
12
Эдвард Уордвелл подвез меня на своем обшарпанном голубом «джипе» до рыбного ресторана «Западный Берег», а я поставил ему обед: суп из моллюсков и антрекот. Впервые за последние два дня я почувствовал, что по-настоящему голоден. Я уплел двойную порцию ирландских булочек к супу и внушительную тарелку салата ко второму.
Ресторан был украшен рыбацкими сетями в стиле, распространенном на всем побережье Новой Англии, но в нем царил уютный полумрак, все выглядело нормально, а моллюски шли в горло великолепно.
После переживаний последней ночи единственное, чего бы я хотел, так это спокойного уголка и вкусной еды.
Эдвард рассказал мне, что он начал плавать с аквалангом в Сан-Диего, когда ему было всего пятнадцать лет.
— Аквалангист из меня так себе, — заявил он, — но это, видимо, только увеличивает мой интерес к подводной археологии.
Опровергая популярное мнение, гласящее, что Тихий океан и Карибское море прямо-таки кишат обломками испанских кораблей с золотом, Эдвард заявил, что лучше всего сохранившиеся корабли всегда находятся в северных водах.
— Например, в Средиземном море деревянный корабль выдержит в воде пять лет. В водах Тихого океана максимум год, если повезет. Изделия из железа выдерживают в теплых морях только от тридцати до сорока лет.
Он рисовал пальцем кружки на поверхности стола.
— Изучая морскую археологию, начинаешь понимать, что никакого «просто океана» нет. В разных местах под водой царят разные условия, так же как и на суше. Возьмем, например, «Вазу», который затонул в Стокгольмском заливе в 1628 году и был извлечен почти целым в 1961 году. Корпус сохранился удивительно хорошо просто потому, что в холодных морях нет моллюсков, которые точат дерево. А в Сойленте, у входа в залив Саутгемптон и залив Портсмут в Англии, корпус «Ройял Джордж» пролежал на дне пятьдесят три года и совсем неплохо сохранился. «Эдгар» спустя сто тридцать три года после затопления все еще обходится стороной другими кораблями. Классический пример — это, конечно, «Мэри Роуз», утонувшая в 1545 году, почти на сто пятьдесят лет раньше, чем «Дэвид Дарк», однако сохранившаяся, точнее, сохранилась та часть ее корпуса, которая была погребена в иле.
— Но подъем «Вазы» и «Мэри Роуз» стоили сотни тысяч долларов, напомнил я ему. — Каким чудом ты хочешь поднять «Дэвида Дарка», если у тебя даже нет тысячи долларов, чтобы заплатить за картину?
— Сначала я должен локализовать корабль, доказать, что он находится в этом месте. Лишь после этого я могу обратиться к Музею Пибоди, Институту Эссекса и городскому совету по поводу сбора средств.
— Ты очень уверен в себе.
— Приходится. Есть две крайне существенные причины поднять этот корпус. Во-первых, сама его историческая ценность. Во-вторых, то безумное влияние, которое он оказывает на жителей Грейнитхед.
— Ну, со вторым я согласен, — признался я. Я кивнул кельнеру, чтобы тот принес очередную порцию виски.
— У меня великолепная идея, — заявил Эдвард. — Почему бы тебе не поехать со мной, чтобы понырять во время уик-энда? Если погода будет сносная, то мы планируем поездку в субботу утром и, может, в воскресенье.
— Шутишь? Я никогда в жизни не надевал акваланг. Напоминаю, я родом из Сент-Луиса.
— Я тебя научу. Это же легче легкого. Под водой, конечно, темновато, но ведь это же не Бермуды. И тебе понравится, как только ты немного привыкнешь.
— Честно говоря, не знаю, — еще противился я.
— Хотя бы попробуй, — настаивал Эдвард. — Послушай, хочешь узнать, что случилось с миссис Саймонс? Хочешь узнать, какого дьявола эти духи шастают по Грейнитхед?
— Конечно.
— Тогда я позвоню тебе в субботу утром, если погода улучшится. Только тебе нужно будет взять с собой теплый свитер, штормовку и плавки. Я же улажу дело с комбинезоном и всем остальным, необходимым для ныряния.
Я выдул остатки виски.
— Надеюсь, со мной не случится ничего страшного.
— Я уже сказал, будешь в восторге. Но… только помни, нельзя есть слишком много на завтрак. Если захочется порыгать под водой, то это может быть опасно, даже смертельно.
— Спасибо за предупреждение, — я криво улыбнулся. — Допустима ли с утра овсяная каша?
— Вполне допустима, — совершенно серьезно ответил Эдвард. Потом он посмотрел на свои водонепроницаемые часы для работы под водой и заявил: Мне пора. Моя сестра приезжает сегодня из Нью-Йорка, и я не хочу, чтобы она ждала под дверью.
Эдвард отвез меня домой. Приехав, он затормозил так резко, что джип затрясся в пляске святого Витта.
— Сказать кое-что интересное? — бросил он. — Когда-то я проверял, откуда взялось название «Аллея Квакеров», которое всегда казалось мне бессмысленным, поскольку тут никогда не было никаких квакеров. Как тебе известно, главные их поселения были в Пенсильвании, в то время как здесь, в Грейнитхед, я не нашел никаких исторических упоминаний о квакерах до середины девятнадцатого века.
— Ну и что, ты узнал все-таки, откуда происходит это название?
— В общем-то, да, но, собственно, чисто случайно. Из старой книги, которую прислала в музей старая миссис Сеймур, она все время нам что-то высылает, чаще всего разное тряпье, вытянутое с чердака. Но в этой книге на странице с названием кто-то написал: «Аллея Кракер, Грейнитхед».
— Кракер? Но ведь это по-французски?
— Вот именно. И это значит: «лопаться, ломаться».
— Но почему же выдумали такое название?
— Меня не спрашивай. Я специалист только по морской истории. Может, поверхность земли постоянно лопалась. Тогда носили гробы на Кладбище Над Водой, помнишь, так может, назвали этот путь Аллеей Кракер, потому что гробы очень часто падали на землю и лопались, разбиваясь. Кто знает?
— Именно за это я так люблю историков, — неожиданно заявил я. Именно за то, что они никогда не могут прояснить ни одного дела окончательно.
