что очередной разговор с Уолтером как всегда окажется пустой тратой времени, но Эдвард так настаивал, что у меня не хватило бестактности отказаться. Я включил кассетник, поставил Грига и старался успокоиться, а за окнами мелькали огни Мелроуза и Сомервиля.
Когда я подъехал к дому Бедфордов, в окнах было темно. Не горели даже фонари у главных дверей. Черт, подумал я, зря проехал двадцать миль. Мне не пришло в голову, что Уолтер мог выйти. Он же всегда возвращался домой, каждый вечер, по крайней мере пока Констанс была жива. Надо было сначала позвонить ему. Возможно, он переселился на пару дней к соседям, чтобы прийти в себя после потрясения.
Несмотря на это, я подошел к входным дверям и позвонил. В холле прозвучал звонок. С минуту я стоял под дверьми, притопывая и потирая от холода руки. Траурный вопль козодоя раздался среди высоких деревьев позади дома, потом еще раз. Я припомнил романы ужасов Лавкрафта, в которых приход первобытных древних сил, таких, как Йог-Согот, всегда предвосхищал дружный хор тысяч козодоев.
Я уже хотел обойти дом сзади, чтобы проверить, не сидит ли Уолтер в комнате перед телевизором, когда двери распахнулись и в них появился Уолтер, поглядывая на меня.
— Уолтер? — произнес я. Я подошел ближе и увидел, что Уолтер выглядит неестественно бледно, а его глаза распухли и покраснели так, будто он не спал месяц. Он был в голубой пижаме и спортивном плаще в „елочку“ с поднятым воротником.
— Уолтер, что случилось? — спросил я. — Ты выглядишь ужасно.
— Джон? — он произнес мое имя с трудом, как будто держал во рту сухой камешек.
— Что случилось, Уолтер? Ты был в бюро? Ты, наверно, вообще не спал со времени нашей последней встречи.
— Нет, — ответил он. — Я не спал. Может, тебе будет лучше войти.
Я вошел за ним в дом. Там было темно и холодно. Проходя мимо настенного термостата, я заметил, что Уолтер полностью отключил отопление. Я включил его, и еще до того, как мы вошли в гостиную, услышал треск нагревающихся калориферов. Уолтер с удивительно ошеломленным выражением лица смотрел, как я обходил комнату, включая лампы и задергивая занавески.
— Ну вот, — начал я. — Может, выпьем?
Он кивнул. Потом довольно неожиданно сел.
— Да, — сказал он. — Пожалуй, я выпью.
Я налил две двойные порции виски и подал ему бокал.
— Как долго ты сидишь здесь в темноте? — спросил я.
— Не знаю. С тех пор…
Я сел рядом с ним. Он выглядел еще хуже, чем на первый взгляд. Он не брился наверно весь уик-энд, и жесткая седая щетина покрывала его подбородок. Кожа его была липкой и жирной. Когда он подносил бокал ко рту, он не мог сдержать дрожи руки. Наверно, голод и усталость так же отрицательно влияли на него, как и переживания.
— Послушай, — обратился я к нему. — Пойди умойся, а потом я заберу тебя на пиццу в один кабачок. Это, конечно, не ресторан „Четыре времени года“, но что-то теплое в желудке тебе наверняка нужно.
Уолтер проглотил виски, закашлялся и беспокойно огляделся.
— Ее сейчас уже нет, верно? — спросил он. Его глаза были вытаращены и налиты кровью.
— В чем же дело?
— Я видел ее, — заявил он, схватив меня за кисть руки. Вблизи от него несло застарелым потом и мочой, изо рта воняло. Мне едва верилось, что это тот самый лощеный Уолтер, кривившийся на меня, когда задники моих туфель не были вычищены.
— После твоего ухода она явилась и говорила со мной. Я думал, что сплю. Потом я подумал, что, может, вообще ничего не было, что она не умирала, что это был только сон. Но она была здесь, в этой комнате, и говорила со мной.
— Кто тут был? О чем ты говоришь?
— Констанс, — настаивал он. — Констанс была тут. Я сидел у камина, а она говорила со мной. Она стояла вон там, за этим креслом. Она улыбалась мне.
Я почувствовал холодный укол страха. Уже не было сомнений, что мощь Микцанцикатли растет и распространяется все дальше. Если демон мог выслать дух Констанс в Дедхэм, то он скоро подчинит своей власти половину штата Массачусетс, а ведь он все еще находится на дне моря в медном ящике.
— Уолтер, — сказал я, стараясь сохранять утешающий тон. — Уолтер, у тебя нет никаких причин для беспокойства.
— Но она говорила, что хочет быть со мной. Она говорила, что я должен к ней прийти. Она молила, чтобы я убил себя, потому что тогда мы снова будем вместе. Она молила меня, Джон. Перережь себе горло, Уолтер, просила она. В кухне есть острый нож, ты даже не почувствуешь этого, говорила она. Смело перережь себе горло и присоединись ко мне, говорила она.
Уолтер дрожал так сильно, что я должен был придерживать его за плечи, чтобы он успокоился.
— Уолтер, — уговаривал я. — Это не Констанс говорила с тобой. Это была не настоящая Констанс, так же, как и Джейн, которая ее убила, не была настоящей Джейн. Ты видел что-то, что выглядело как Констанс, но это дух, заключенный в „Дэвиде Дарке“, управлял этим призраком и говорил ее ртом. Этот дух питается человеческими жизнями и человеческими сердцами, Уолтер. Он уже забрал жизнь Джейн и Констанс; теперь он хочет забрать и твою.
Уолтер, казалось, не понимал. Он бестолково смотрел на меня, тревожно косясь по сторонам.
— Не Констанс? Что это значит? У нее было лицо Констанс, вид, голос… Как может быть, чтобы она была не Констанс?
— Это было только ее изображение, как в кино. Ведь когда ты видишь в кино Фэй Данауэй, то у ее изображения лицо Фэй Данауэй, ее голос и так далее, но ты хорошо знаешь, что видишь совсем не настоящую Фэй Данауэй.
— Фэй Данауэй? — повторил сбитый с толку Уолтер. Он явно был выведен из равновесия. Сейчас он нуждался прежде всего в покое, еде и отдыхе, а не в длинных дискуссиях о сверхъестественных явлениях.
— Идем, — сказал я. — Пойдем перекурим. Но сначала переоденься и прими душ. Как думаешь, справишься сам? Тебе станет лучше.
Вверху, в большой бело-голубой спальне Уолтера, я вытащил для него чистое белье, штаны, теплый свитер и твидовый плащ. Уолтер выглядел очень хрупким и бледным, когда вышел из ванной, но по крайней мере он до некоторой степени успокоился, а душ и бритье его даже немного освежили.
— Честно говоря, не люблю пиццу, — признался он. — Здесь неподалеку, на Милтон-роуд, есть небольшой ресторанчик, где подают великолепную мясную запеканку с устрицами. Ресторанчик называется „Диккенс“. Напоминает английское кафе.
— Ну, раз у тебя появилось желание съесть мясную запеканку с устрицами, это значит, что тебе уже лучше, — заявил я. Уолтер поддакнул, вытирая волосы полотенцем.
Ресторанчик „Диккенс“ отлично подходил для обеда вдвоем в спокойной обстановке. В нем были небольшие отгороженные кабины и полированные сосновые столы, а освещение имитировало газовые фонари. Мы заказали суп из зеленого горошка „Слава Лондона“, запеканку с устрицами „Тауэр Бридж“ и пиво „Гиннесс“ промочить горло. Уолтер почти десять минут ел молча. Наконец он отложил ложку и облегченно посмотрел на меня.
— Не могу выразить, как я рад, что ты пришел, — сказал он. Собственно, ты спас мне жизнь.
— Между прочим, приехал я как роз по этой причине, — ответил я. — Я как раз и хотел поговорить с тобой о спасении жизни.
Уолтер отломил кусочек пшеничного хлеба и намазал его маслом.
— Все еще пробуешь собрать деньги на ваше спасательное предприятие?
— Да.
— Не сердись, Джон, но я все обдумал и не вижу возможности вытащить столько денег у людей, которые доверили мне свои капиталы под твердое обеспечение. Эти люди не ищут большой прибыли, это осторожные, подозрительные отцы семейств, вкладывающие деньги в долгосрочные проекты.
— Послушай меня внимательно, Уолтер, — сказал я. — Два дня назад Джейн снова пришла ко мне
