— Ловко вы считаете… А что вы думали делать после школы?
— Я не думал. Если будет нужно, родители куда-нибудь пристроят.
— Вы занимались английским языком?..
В этом вопросе Игорь почувствовал что-то недоброе.
— Откуда вы знаете? — настороженно спросил он.
Константин Семенович понял, что проговорился.
Раньше времени он не хотел раскрывать свои карты.
— Кто-то говорил в школе, — ответил он безразличным тоном. — Не помню, кто.
— Вас это удивляет?
— Наоборот. У нас так много людей, усердно изучающих иностранные языки с целью… — Он остановился и пытливо посмотрел на юношу. — Надеюсь, вы понимаете, с какой целью?
— Да, конечно!
— Вы хорошо говорите по-английски?
— Нет, слабо. Практики мало.
— А разговорный язык понимаете?
— Кое-что, из пятого в десятое.
— Мне кажется, что какие-то понятия вы получали еще и по «Голосу Америки»…
— Потому что я говорю по-английски?
— Нет. Потому что в голове у вас ужасная путаница. А вам не приходилось читать каких-нибудь философов? Ницше, Шопенгауера, Канта?
— Нет. Пробовал раза два, но бросил. Сплошная муть. Какой-то дух… Папа мне рассказывал, что во время войны наш снаряд разворотил могилу Канта, а кто-то написал на сломанном памятнике: «Теперь ты понял, наконец, что мир материален».
— Интересно! Надо запомнить! — сказал смеясь Константин Семенович.
— Скажите, пожалуйста, а почему у нас глушат «Голос Америки»? — неожиданно спросил Игорь. — Боятся? Да?
— Чего боятся?
— Что они нас сагитируют и мы повернем обратно к капитализму?
— Кто это «мы»?
— Мы? — удивился юноша. — Мы! Народ!
— Вы пока еще к народу никакого отношения не имеете, Уваров. Вы и вам подобные — это крохотный, хотя и неприятный прыщик на теле народа.
— Прыщик! — обиделся Игорь. — Пускай прыщик, однако на мой вопрос вы не можете ответить.
— Надо было спросить отца.
— Я спрашивал. Он говорит, что это сплошное вранье и грязная клевета.
— Правильно ответил.
— Ну, а если всё вранье и клевета, зачем же глушить? Неужели народ сам не разберется?
— В том-то и дело, что разберется… Разберется и может возненавидеть американцев. Ведь передачи-то ведутся от имени народа. Так они и называются «Голос Америки». А как вы полагаете, к чему могут привести озлобление и ненависть?
Игорь слушал с интересом. Вывод напрашивался сам, но из упрямства он не хотел отступать и на поставленный вопрос, только пожал плечами.
— К ссоре! — ответил за него Константин Семенович. — А разве можно ссорить и стравливать народы? Разве виноваты рядовые американцы, что от их имени в эфир передают всякую провокационную чушь?.. «Голос Америки» занимается замаскированной пропагандой войны. А мы войны не хотим. Странно, что вы, комсомолец, сын культурных родителей не понимаете таких простых вещей!
Некоторое время Константин Семенович молча смотрел на юношу.
— А скажите, — вдруг спросил он, — вы понимали, что украденный документ, который вы передали иностранному моряку, это измена народу, что это предательство?
Вопрос заставил юношу сильно побледнеть, но он не опустил глаза.
— Думаю, что детективные книжки вы читали, — продолжал Горюнов. — Там довольно четко, даже слишком четко сказано о таких действиях… Значит, как бы вы легкомысленно ни относились к жизни, вы не могли этого не знать…
— Что вы говорите! — пылко возмутился Игорь. — Какой документ?
— Паспорт, который вы достали у Блина и передали моряку. Где вы с ним познакомились?
— Да что вы на самом деле, Константин Семенович! Ничего я не знаю… Какой-то паспорт… Блин… моряк…
Константин Семенович вздохнул, покачал головой и снова углубился в чтение дела. Прошло немало минут, пока Игорь снова не заговорил:
— А что вы читаете?
— Ваше дело, — не поднимая головы, ответил Горюнов.
— Мое дело! — прошептал юноша. — Как это? Откуда?
— Вот видите, сколько уже накопилось всяких документов, — сказал Константин Семенович, приподнимая толстую папку. — Неужели вы серьезно думаете, что вас задержали без всяких оснований?
Вытащив из папки «Смену», он развернул ее, поднял до уровня глаз и начал разглядывать наколотые точки на свет. Игорь узнал листок.
— А это что? — тихо спросил он.
— Газета, которую вы накололи и с конфетами отправили Волохову.
— А почему следователь ничего не сказал?
— Алексей Николаевич надеется, что вы раскаетесь и сами во всем сознаетесь. Наш закон по-разному оценивает поступки людей. Чистосердечное признание своей вины значительно смягчает наказание.
— Нет, нет! Я ни в чем не виноват… Ни в чем! Вы не смеете меня мучить, вы же учитель… — со слезами в голосе вдруг заговорил Игорь.
— Да, я учитель — и в школе и здесь, — спокойно ответил Константин Семенович.
— Вы нарочно… Вы хотите отомстить… — продолжал Игорь. — Я маме скажу…
С этими случайно вырвавшимися словами он бросился к телефону и схватил трубку. Лихорадочно набирая номер, Игорь плакал и бормотал непонятные слова. Константин Семенович, не шевелясь, наблюдал за ним. Телефон был местный, и прежде чем набрать номер, нужно соединиться с городом. Этого Игорь не знал.
— Маменькин сынок! — тихо, но так, чтобы юноша слышал, проговорил Константин Семенович. — Пакостлив, как кошка, труслив, как заяц.
Игорь услышал это и перестал бормотать. Сделав еще попытку набрать номер, он бросил трубку, закрыл лицо руками и, положив голову на стол, зарыдал.
Вошел Глушков, но Константин Семенович махнул рукой, и тот скрылся за дверью.
— Ваше счастье, что вы вовремя родились. Года три назад всё было бы иначе. Не пощадили бы отца и мать, — холодно проговорил Горюнов. — Изменить своему народу! Что может быть подлее?
Игорь резко выпрямился. Сейчас он выглядел совсем иначе. Красные, припухшие от слез глаза, растрепанные волосы, размазанная по щеке грязь.
— Нет, нет! Я не изменник! — заговорил он. — Я никому не хотел сделать плохо… Меня обещали свозить за границу на две недели, а потом назад. Я бы обязательно вернулся… Я хотел только посмотреть…
Константин Семенович постоял немного, послушал, затем выглянул в коридор и, увидев неподалеку Глушкова, разговаривающего с Арнольдом Спиридоновичем, жестом позвал их.
— Алексей Николаевич, Уваров хочет говорить правду, — сказал он, когда Глушков был уже в комнате. — Так, Уваров? Я правильно вас понял?
— Да, — рыдая, ответил тот.
Константин Семенович глубоко вздохнул, кивнул головой Глушкову и Васильеву и тихо вышел из кабинета.
