к продавщицам.
Алексей Григорьевич понял, что пора ему вмешаться. - Бери черный с цветами и кистями, - твердо сказал он.
Евдокия Ивановна послушно накинула платок на плечи, и он особо подчеркнул ее цыганскую красоту.
Первого мая Алексей Стаханов на Красной площади во время парада встретился с иностранными рабочими, приглашенными Советским правительством на международный праздник.
Французский горняк из угольного бассейна Брие Эмиль Плесси и два его приятеля Дюссар и Льере рассказали Стаханову, что буржуазные газеты пишут, будто он добился высокой производительности за счет физической силы.
Алексей рассмеялся.
- Врут они, ваши газеты!
Неугомонный Плесси продолжал разговор со Стахановым:
- А сколько вы лично добываете угля за рабочий день? - поинтересовался он.
- Мой последний рекорд - 280 тонн, но уже есть шахтеры, которые дают более 600 тонн угля за смену.
- Но ведь каждая лишняя тонна выработки увеличивает число безработных, - воскликнул Плесси. - Вот я одно время давал 80 тонн в смену при норме 18. Заработал на несколько франков больше, но чуть не потерял друзей. Мои товарищи были возмущены: «Ты что, Эмиль, хочешь за наш счет обогатить хозяина?» - сказали мне, и я перестал стараться.
- Это у вас так, - сказал Стаханов, - а у нас высокая производительность улучшает положение рабочего и укрепляет мощь страны. Приезжайте к нам в Донбасс, посмотрите, как мы живем и работаем.
Французы приняли приглашение.
Через несколько дней после встречи на Красной площади французы приехали в Горловку на шахту № 1 «Кочегарка», на которой раньше работал Никита Изотов.
Трое гостей с пневматическими молотками спустились в шахту и приступили к подрубке угля в забое, а четвертый - тоже горняк - контролировал погрузку угля, выработанного его товарищами, на вагонетки. Раньше они не работали на крутопадающих пластах, но все же, применяя стахановский метод, один из них сделал за пять часов две нормы, второй - две с половиной нормы и третий - четыре нормы. По окончании смены они заявили:
- Работали мы нормально, без особого напряжения. На основании нашего опыта мы пришли к заключению, что стахановские методы работы не заставляют горняка надрываться. Норма далеко не рассчитана на максимальное использование сил рабочего, наоборот, эти нормы очень незначительны. Судя по полученным и проверенным нами расчетным листкам, мы должны были получить в зависимости от выполненной нами работы - 38 рублей, 44 рубля и 92 рубля. Познакомившись с ценами на питание, квартиру, платье, мы убедились, что советский шахтер при нормальной работе зарабатывает вполне достаточно для зажиточной жизни. Стахановцы в Советском Союзе пользуются всеобщим уважением и получают, помимо заработной платы, различные премии. Звание стахановца может заслужить всякий рабочий.
Опыт нашей работы в шахте Советского Союза не может быть применен во Франции, так как невозможно провести какую бы то ни было параллель между СССР, где не хватает рабочих рук и где непрерывно растет в них потребность, и нашей страной, охваченной кризисом. Мы убедились, что в СССР благодаря существующему там экономическому строительству и в будущем невозможны какие бы то ни было депрессии. Стахановское движение возможно только при социалистической системе. Взывая к сознанию рабочего и его инициативе, без всякого внешнего давления стахановское движение ни в коей степени не имеет ничего общего с рационализацией в том виде, в каком она применяется на шахтах Франции.
Вернувшись домой, французы напечатали в газете «Горняк» угольного бассейна Брие свои впечатления о поездке в горловскую шахту:
«В 11 часов утром мы стояли у подъемного ствола шахты № 1. Первый сюрприз: на откатке вместо двух человек, которые выполняют эту работу на шахтах Брие, здесь работают шесть человек. Хороший аргумент против людей, которые пытаются убедить нас во Франции, что в СССР применение стахановских методов требует большого напряжения.
Спускаемся в шахту. По головному штреку подходим к участку № 10. Угол падения пласта 70 градусов. Съезжаем на спине в забой. Ощущение - точно попал в дымовую трубу. Здесь мы будем завтра работать.
Издали доносится глухой стук отбойного молотка. В забое четыре человека. Они явно недовольны нашим появлением.
Нас представляют советским товарищам. Настроение их сразу меняется. Они поднимают лампочки - вижу черные, потные, улыбающиеся лица.
- Мы вам помешали? - спрашиваю я.
- Ничего, - отвечает мне один из них, - вам можно, вы гости, мы думали, свои лезут.
- Разве вынужденный простой вам не оплачивают?
- Оплачивают, - отвечает забойщик по фамилии Ермачек, которого нам рекомендуют как одного из лучших стахановцев шахты.
- Чего же вы беспокоитесь?
Это «нам» звучит у Ермачека, как если бы произнес у нас владелец шахты.
Спрашиваю нарочно:
- Разве тебе угля не хватает?
Плесси поинтересовался:
- Как у вас оплачивается работа, если вы перевыполните норму?
Прекрасно сказано. Но трудно рабочему капиталистической страны на ходу менять въевшиеся в его сознание понятия о работе и рабочем.
Мы узнали из разговора, что Ермачек - бывший активный участник гражданской войны.
- Стоило делать революцию? - спросили мы его. Ермачек, А вот, посудите сами. До революции я жил в полуразвалившейся хибарке в поселке «Шанхай». Работал так, что глаза на лоб лезли. Жил впроголодь и за человека не считался. Сейчас я. живу в новом доме на улице Изотова. У меня две прекрасные комнаты, а в семье у нас всего двое. Сплю на никелированной кровати, в столовой красивая мебель, занавески, картины. Имеются у меня патефон, пластинки. За апрель месяц, я заработал 1765 рублей. От всех мне честь и уважение. А если подумать, то что я особенного делаю? Только и того, что работаю честно, добросовестно, причем за работу, как видите, очень хорошо получаю. Теперь скажите: стоило ли нам бороться за Советскую власть?
Мы согласились, что стоило».
Вернувшись в Кадиевку, Алексей Григорьевич, кроме инструкторской работы и борьбы с неполадками на отстающих участках, очень много времени отдавал учебе. Как говорится, ему растравил душу Никита Изотов своими бесконечными рассказами о Промышленной академии. Алексею всегда хотелось учиться, а сейчас особенно. Он много читал. Поразил его Максим Горький. Он встречался с ним в Москве, разговаривал, а читая его произведения, каждый раз изумлялся, как сумел этот замечательный писатель до тонкостей передать жизнь простых людей. Полюбились Алексею Григорьевичу герои Джека Лондона, умные, смелые, настоящие люди. Не то что те американки, с которыми довелось познакомиться в прошлом году зимой. Он хорошо помнил, как в выходной день к нему домой без приглашения явились две женщины. Одна оказалась сотрудницей американской газеты, а вторая ее секретаршей, хорошо знавшей русский язык. Она