Юра в упор смотрел мне в лицо.
— Ты все успел?
Он кивнул.
— Тебя никто не видел?
Он отрицательно мотнул головой.
— Спасибо, дружок. Я твоя должница.
Парень расплылся в широкой улыбке и ускакал куда-то в глубь квартиры.
Я включила компьютер и села за работу.
После десяти начал звонить телефон. Мне было слышно, как Юра отвечает на звонки.
— Нет, ее нет дома. Ее нет в городе.
— Нет, ее нет.
— Да, она дома. Я передам. Она читала.
— Нет, ее нет.
— Да. Да. Работает. Нет. Я знаю. Читала.
— Нет. Не плачет. Я передам. Хорошо.
— Нет. Ее нет.
— Нет. Ее нет в стране.
— Нет, мне ничего об этом не известно.
— Да. Хорошо. Сейчас. Елена Сергеевна, вас просит Клара.
Ага! Вот оно. Я глубоко вздохнула. Раз, другой, успокаивая сердцебиение.
— Спасибо, Юра. Алло, Кларочка, здравствуй.
— Елена Сергеевна! Вы читали?
— Клара, ты откуда звонишь?
— С работы.
— Уйти можешь?
— Да. Через полчаса.
— Тогда слушай инструкции.
Я передала Юре трубку, он назначил Кларе свидание на углу, описал машину и водителя. Затем, не кладя трубку, позвонил Олегу и попросил его послать Кешу на «Жигулях» за Кларой.
— Переведи телефон на автоответчик, — попросила я. Юра кивнул.
Я пошла за ним в кухню, села у стола и стала смотреть, как он ставит чайник.
— Как ты думаешь, если знать нашу семью, кто «близкая родственница»?
— Вы.
— Еще?
— Татьяна Ивановна.
— Еще?
Он сделал сложное движение, одновременно качнув головой и пожав плечами.
Я поняла. Кто же еще? Никто.
Что ж, Танька не подведет. Хотя я ее ни о чем не предупреждала.
Кеша поднялся вместе с Кларой. Она не могла отвести взгляд от белокурого красавца атлета. Кеша обожает женское восхищение и готов ответить на ее призыв немедленно. Клара это почувствовала и потянулась к нему всей своей девичьей душой. И телом.
Юра, не раз бывавший свидетелем подобных романов, откровенно ухмыльнулся и отправил Кешу ждать в машине.
Кеша театрально вздохнул, метнул Кларе томный взгляд и удалился. Юра успокоил приунывшую девушку:
— Он подождет вас в машине, потом отвезет куда скажете.
Клара приободрилась, и мы с ней направились в гостиную. Юра принес с кухни приготовленный мной поднос, поставил его на столик и покинул нас.
Поблескивая зеленоватыми глазами, Клара начала свой рассказ:
— Я нашла газету на столе, как только пришла на работу. У нас персонал начинает работать в разное время от девяти до одиннадцати часов. Сегодня к десяти собрались почти все. На каждом столе лежала газета. Все газеты были сложены так, что заметка бросалась в глаза.
Патрон приехал сразу после десяти. Как всегда, ни на кого не глядя и не здороваясь, прошел в свой кабинет. Мы все притихли, только переглядывались. Почти сразу раздался визг по селектору:
— Клара!
Я, под откровенные усмешки и ободряющее подмигивание, прошла в кабинет.
Михаил Павлович стоял за своим столом, опершись на ладони, лежащие на газете. Он весь трясся, челюсть ходила ходуном, глаза выпучились.
Я остановилась у дверей, стараясь выглядеть как всегда. Дверь тихонько проскрипела. Это Ирка- секретарша пристроилась к щелочке подслушивать.
Михаил Павлович толчками выдыхал воздух и никак не мог начать говорить. Я почему-то подумала, что у него совершенно плоские глаза, как бледно-голубые фарфоровые блюдца. А он все пыхтел, его лицо наливалось кровью. Наконец он выдавил несколько звуков, так хрипло, что я даже не поняла, что он сказал.
Я хлопнула ресницами. Он еще больше покраснел.
Хотя я не могла поверить, что такое возможно. Воздух с шипением вышел у него изо рта. Я поняла.
— Кто? — Он тыкал пальцем в газету.
— Я не знаю.
— Ты видела?
— Да.
— Кто еще?
— Все.
Он вдруг съежился и сел. У него даже лицо опало.
— Кто принес?
— Не знаю. Когда я пришла, газета лежала на моем столе.
— И на всех других?
— Да.
— Ты принесла?
— Нет.
Мне было нечем убедить его, но он сразу поверил.
— Алла Николаевна?
— Она уехала к родне. В Брест.
— Это ничего не значит.
— У нее нет ключей.
— А у кого есть?
— У вас и у охраны.
— Еще?
— Больше ни у кого. У вас два комплекта.
— Могли украсть?
— Наверное.
Михаил Павлович побарабанил пальцами по столу.
Я все стояла у дверей. В эту минуту я поняла, что больше не останусь у него работать. Мне стало страшно. Я вдруг сразу отчетливо поверила, что он может быть виноват. В том, что случилось с Еленой Сергеевной. Я никогда раньше не видела такого испуганного человека. И я испугалась сама.
Никто не работал. Никто даже не пытался работать. Люди переходили от стола к столу, шептались, без конца выходили курить. Обсуждались два вопроса: откуда взялась газета и что следует предпринять шефу?
Ни разу не прозвучало слово «клевета». И меня снова словно озарило. Я поняла, что все испытывают
