— Ладья уплыла надолго, можно продолжать, — сказала Надя. — Заседание малого совнаркома продолжается. Насколько мне известно, многие нашли себе приют в отделах кадров.
— Ну, леший с ними! — Валя сразу потеряла интерес к теме. — Вы говорили, у вас в Калуге живет тетя?
— Да! — удивилась такому быстрому обороту Надя.
— Она ведь небогата у вас?
«Слово-то какое не наше: небогата!». — Пенсия у нее.
— Я понимаю, что села вам «на хвост», вам не до меня и не то знакомство. Но прошу вас во имя наших прожитых вместе дней, помогите мне! — Вольтраут понизила голос и последние слова сказала с такой искренней теплотой, какая за ней никогда раньше не водилась.
Надя была неприятно поражена, не видя, чем она могла помочь ей.
— Тогда говори быстрей, в чем дело, сейчас приплывет ладья обратно и скажет, что вообще ничего нет! Честно говоря, я не вижу, чем могу быть полезна тебе! Шпионажем в пользу твоей страны заниматься не буду. Я ленива, так и знай! — заявила шутя Надя, желая заранее смягчить свой отказ.
— Из вас шпионка как из жабы лектор. Не смешите меня. Тут другое… — Валя замолчала, дожидаясь, пока официантка поставила на стол две вазочки с мороженым и стаканы с розоватой водой. Потом отпила мелкими глотками воду и спросила, не поднимая глаз от стакана: — Тетя ваша не может прописать у себя одного моего знакомого?
Надя с изумлением уставилась на нее.
— Я случайно встретила его в Москве, он бывший зек, живет пока у знакомых, но не может никак прописаться, а без прописки, сами знаете ваши идиотские законы, не может устроиться на работу.
— Он что? Не реабилитирован?
— В том и дело, что нет еще… Попросите свою тетю прописать его в Калуге. Он хорошо заплатит.
Надя сдвинула брови, Нахмурилась.
— Тебе это очень нужно, Валя?
— Хотелось бы помочь человеку, он в долгу не останется.
— По пятьдесят восьмой сидел?
— Конечно! Неужели я бы с уголовником… — тут она осеклась, вспомнив, что Надя тоже бывшая уголовница, и замолчала.
— Говори! Я не обиделась. Я ведь случайно не политическая, донести на меня некому было. А ты уверена, что он сможет платить? Откуда у него деньги?
— Часть денег он заработал в Магадане, а остальные… даю ему я!
Надя задумчиво ковыряла ложкой свое мороженое. Есть его она не могла и следила глазами, как в вазочке два шарика превращались в пеструю кашицу. Наконец она заговорила:
— Ты понимаешь, Валя, я уже предвижу, что тетя станет возражать. Во-первых, скажет: незнакомый мужчина. Во-вторых, если он не очень старый, тут же появятся женщины. Дом обокрадут, начнет пьянствовать или еще что-либо придумает.
— Все это исключается! — уверенно сказала Валя, и лицо ее приняло выражение «каменной лисы», каким знала ее по лагерю Надя.
Полная официантка подошла к их столику.
— Рассчитайтесь, пожалуйста.
Выложив всю сдачу, до последней копейки, она так же, не спеша, уплыла за стойку.
— Чаевые не берем! — заметила Надя, радуясь, что так ошиблась, подумав о ней худо. Помолчав недолго, она продолжала:
— Вообще, я думаю, что тетя Варя, с ее мизерной пенсией, может и согласиться. И вероятнее всего, но надо будет с ней потолковать. Наверное, он, получив реабилитацию, вернет себе и старую прописку?
— Надя! — внезапно быстро и решительно сказала Вольтраут, наклонив голову к самому Надиному лицу. — То, что я вам скажу сейчас, сохраните, пожалуйста, в себе. Я знаю, вы умеете молчать, когда надо. И даже от мужа. Не навсегда, до времени. Сможете?
— Запросто! Мой муж совсем не любопытный.
Лисья мордочка Вали, обычно холодная и непроницаемая, внезапно вспыхнула и залилась румянцем смущения. Казалось, ей непросто было сказать то, что приготовилась.
— В мае я приеду и заберу его отсюда!
— Куда? — удивленно вскинув брови, спросила Надя.
— В Мюнхен.
— Каким образом?
— Сейчас я оформлю развод с Брюстером, вернусь в мае и зарегистрируюсь с ним здесь, в посольстве ФРГ, а потом вызову к себе…
— Так разве можно? Не проедет случайно твой супруг опять в Магадан вместо Мюнхена?
— В принципе браки с иностранцами разрешены официально. Но риск, конечно, есть.
— Он хоть русский?
— Советский, — заверила ее Валя, но тут же поспешила добавить: — Конечно, русский!
— Где он сейчас, этот твой знакомый?
— Ждет моего звонка, — уклончиво ответила Валя.
— Надеюсь, тете моей не будет неприятности, если он уедет с тобой?
— Все продумано. Он выпишется из Калуги немедленно, как только я прилечу в мае в Москву. Но сейчас меня поджимают сроки.
Надя поднялась из-за столика:
— Тогда мне надо ехать сейчас же к тете Варе в Черемушки. Подготовить ее.
— Минуту подождите, — остановила ее Вольтраут. — Еще вопрос.
Помочь бывшему зеку устроиться Надя была всегда готова. Но не больше, а потому сразу насторожилась.
— Что такое?
— Вы так сочувственно отнеслись к моей просьбе. Я не хочу оставаться в долгу. Должно быть, у вас найдется пожелание, которое я с радостью могла бы выполнить?
— Найдется! Буду очень благодарна!
— Какое? Впрочем, я догадываюсь… — грустно улыбаясь, сказала Валя.
— Ты исчезнешь из моей жизни навсегда! Если будет на то воля Всевышнего и мы снова встретимся, ты, Валя, не узнаешь меня, а я тебя! Я не хочу усложнять свою жизнь…
— Жестоко! Но я вас понимаю и была готова к этому. Услуга за услугу. Я согласна. — Улыбка сбежала с ее лица, и тотчас она деловито спросила: — Когда я смогу узнать о результате вашего разговора с тетей?
— Я позвоню тут же, как договорюсь.
— Нет, звонить не надо, наши телефоны прослушиваются…
— Тогда подъезжайте прямо по адресу со своим знакомым, часам… — Надя взглянула на свои часы, — часам к трем.
— А если позже? Скажем, к семи?
— Давай так! Берите такси, адрес запиши: Профсоюзная улица, дом…
— Такую громкую улицу я и так запомню!
— Не забудьте купить торт, тетя моя сластена, обожает сладкое.
— Удачи вам! — сказала, повеселев, Вольтраут и помахала на прощание рукой.
«Уж не влюбилась ли старая лиса? — усмехнулась про себя Надя. — Пусть везет своего зека в Германию, после Магадана невредно и отдохнуть на долларах Брюстера».
Как и предполагала Надя, тетя Варя первым делом сказала:
— Да как это можно? Прописать незнакомого человека в свой дом! Нет! — наотрез отказалась она. — Сама подумай! Он женщин водить будет, а мне куда деваться?
Достаточно зная характер своей тетки, Надя не стала убеждать ее, а тем более настаивать и только
