Не знаю, сколько было времени, когда я вышел из номера, но наверняка до часу оставалось еще много; возможно, не минуло еще и двенадцати. Подойдя к наружной двери, я вышел на открытую террасу.
Там я долго стоял, глядя вниз, на пышно разросшийся дворик, и стараясь слиться с атмосферой 1896 года. Я все более и более убеждаюсь, что секрет успешного путешествия во времени заключается в том, чтобы в конечном итоге потерять чувство времени. Я намерен как можно скорее потерять всякое представление о «том, другом годе».
Теперь мое стремление быть ближе к Элизе сделалось таким сильным, что подавило все прочие мысли и чувства. Я спустился вниз и, подойдя к двери Бального зала, остановился, прислушиваясь. Внутри раздавался чей-то голос в немного искусственной манере театрального диалога, и я понял, что актеры все еще репетируют. Мне хотелось прокрасться в зал, сесть в заднем ряду и смотреть на нее, но я заставил себя сдержать это желание. Она ведь просила меня не приходить, и мне следовало выполнять ее просьбы.
Вернувшись в открытый дворик, я нашел себе кресло-качалку и сел в него, глядя на фонтан и следя за игрой водяных струй вокруг фигуры наяды. «Уж если я перенесся на семьдесят пять лет назад, – думал я, – то почему не могу перенестись вперед на полтора часа?» Нахмурившись, я отбросил эту фривольную мысль. Внезапно, взглянув на тыльную сторону левой руки, я с удивлением увидел сидящего там комара. «В ноябре?» – мелькнула мысль. Прихлопнув комара правой ладонью, я смахнул его останки. «Неужели я только что изменил историю?» – спросил я себя, вспомнив рассказ Брэдбери о том, как раздавленная бабочка изменила будущее.
Вздохнув, я покачал головой. «Может, если я усну, – подумал я, – то совершу своего рода путешествие во времени». Теперь я уже не боялся заснуть, поэтому закрыл глаза. Вообще-то я понимал, что лучше бы мне прогуляться и поближе познакомиться с этим новым миром, но не было желания: меня одолела усталость. В конце концов, я сегодня встал довольно рано. Веки отяжелели. «Отдохни, у тебя много времени», – уговаривал я себя. В тот момент немного поспать совсем не помешало бы. И я стал засыпать, несмотря на окружающий шум.
Почувствовав на плече прикосновение чьей-то руки, я открыл глаза. Надо мной склонилась Элиза – с растрепанными волосами, в разорванном платье.
– О господи, что с вами? – спросил я, потрясенный ее видом.
– Он хочет меня убить, – с трудом проговорила она. – Он действительно меня убьет.
Я хотел было ответить, но она с криком развернулась и побежала через открытый дворик к северному входу. Обернувшись, я увидел, что на меня собирается наброситься Робинсон с тростью в руке. С его лица в беспорядке свисали пряди черных волос. Я сидел, оцепенев в молчании, и следил за его приближением.
К моему удивлению, он пронесся мимо моего кресла, настолько увлеченный погоней за Элизой, что даже меня не заметил. Я вскочил на ноги.
– Вы не смеете этого делать! – завопил я, устремляясь за ним.
Оба были уже далеко впереди.
Пытаясь догнать их, я бросился через боковой выход и вниз по лестнице к парковке. «Постой, – подумал я, – парковки здесь быть не может». Мне пришлось перепрыгнуть через компанию откуда-то взявшихся белых мышей, которые бежали по дорожке.
Потом я заметил Робинсона, гнавшегося за Элизой вдоль берега.
– Берегитесь, если вы ей что-нибудь сделаете! – закричал я.
Если он ее только тронет, я убью его.
Теперь я был на берегу и пытался бежать по песку, но не мог. Я видел, как их фигуры постепенно уменьшаются в размерах. Элиза бежала ближе к воде. Я видел, как к ней подступает огромная волна, и пронзительно закричал, чтобы предупредить. Она не слышала. «Она так напугана, что ничего не замечает вокруг себя!» Я пытался бежать быстрее, но едва шевелился.
Казалось, она несется прямо в воду. Волна с ревом обрушилась на нее, рассыпавшись по сторонам хлопьями белой пены. Я споткнулся и упал на песок. Потом, поднявшись, в ужасе посмотрел на кромку воды. Робинсон тоже пропал. Волна смыла их обоих.
Я почувствовал на плече прикосновение руки и проснулся. Рядом стояла Элиза.
В течение нескольких мгновений я не мог отличить сон от действительности. Должно быть, я смотрел на нее со странным выражением, ибо она назвала меня по имени вопросительно-тревожно.
Я огляделся по сторонам, ожидая увидеть мчащегося к нам Робинсона. Ничего не заметил и вновь посмотрел на нее, только теперь осознавая, что видел сон.
– Боже, – пробормотал я.
– Что такое? – спросила она.
– Сон, – сказал я, судорожно выдохнув. – Ужасный…
Я умолк, сообразив, что по-прежнему сижу, а она стоит, и быстро вскочил.
– Что вы сделали со своим лицом? – в смятении спросила она.
Поначалу я не понял, о чем она говорит, потом вдруг сообразил.
– Боюсь, я не очень-то искусен в бритье, – объяснил я.
Она скользнула по моему лицу недоуменным взглядом. Мужчина моего возраста – и не умеет бриться?
– А как вы? – спросил я. – У вас все хорошо?
Она еле заметно кивнула.
– Да, но давайте пройдемся, – сказала она.
