Где-то во времени

– Конечно.

Не подумав, я взял Элизу за локоть, но, заметив ее взгляд, отпустил ее руку и предложил свою. Когда мы пошли по извилистой дорожке к северному входу, я заметил, как она бросила взгляд через плечо. Это движение заставило меня содрогнуться, воскрешая в памяти подробности недавнего сна.

– Вы от кого-то скрываетесь? – спросил я, стараясь говорить шутливо.

– В некотором смысле, – ответила она.

– Робинсон?

– Разумеется, – пробормотала она, вновь бросив взгляд через плечо.

Когда мы дошли до боковой двери, я открыл ее для Элизы, и мы вышли наружу. Проглянуло солнце, и стало теплей. Пока мы спускались по ступеням, я посмотрел налево и увидел, как группа китайских рабочих сгребает с Пасео-дель-Мар опавшие листья и относит охапки их на берег, где другая группа сжигала листья.

Когда мы спустились до низа лестницы, Элиза, указывая в сторону Оранж-авеню, спросила:

– Пойдем туда?

Мне на миг показалось, что эта женщина больше привыкла приказывать, чем подчиняться. Мы пошли по аллее, огибающей западный фасад гостиницы.

– Как прошла репетиция? – спросил я.

Из всех вопросов, что я мог ей задать, этот был, наверное, самым неподходящим.

– Отвратительно, – ответила она.

– Так плохо?

Она вздохнула.

– Так плохо.

– Мне жаль.

– Это я виновата, – сказала она. – С труппой все в порядке.

– А с мистером Робинсоном?

Элиза мрачно усмехнулась.

– Нельзя сказать, что он вел себя смирно, – призналась она.

– Очень жаль, – сказал я. – Уверен, что это из-за меня.

– Нет-нет. – Она говорила не слишком убедительно. – Такое настроение у него бывало и раньше.

– Он лишь заботится о вашей карьере, – заметил я.

– Именно это он мне постоянно повторяет, – откликнулась она. – Настолько часто, чтобы в память врезалось навечно.

Эта фраза вызвала у меня улыбку.

– Он этого и добивается.

Она взглянула на меня, словно удивившись, что я хорошо отзываюсь о Робинсоне, несмотря на его отношение ко мне. Но как мог я поступить иначе? Он и в самом деле считал ее карьеру священной – я понимал это даже лучше, чем она. Если сюда примешивались также и эмоции – а я в этом не сомневался, – это было уже нечто другое.

– О, конечно, это так, – согласилась она. – Но тогда он становится тираном. Чудом будет, если к завтрашнему дню у меня еще останется импресарио, учитывая то, как мы с ним ругались.

Я с улыбкой кивнул, но, по сути дела, испытывал ревность к их длительным отношениям, даже если они были основаны скорее на разногласиях, чем на гармонии. Возможно, я придаю слишком большое значение существующим между ними отношениям. Я не могу всерьез представить, что Элиза его любит, хотя вполне допускаю, что он обожает ее с «почтительного» расстояния, трансформируя эту бессловесную преданность в нечто вроде деспотичного надзора за ее жизнью.

Она вдруг сжала мою руку и вновь улыбнулась, на сей раз радостно и – неужели мне это только показалось? – нежно.

– Но я навожу на вас скуку, – сказала она. – Извините меня.

– Не надо извиняться, – ответил я с улыбкой.

Она пристально смотрела на меня, пока мы прошли несколько ярдов, потом отвернулась, досадуя на себя.

– Ну вот опять, – тихо проговорила она. Потом вновь быстро глянула на меня. – Ричард, думаю, вы не имеете понятия о том, как это удивительно – то, что я свободно с вами разговариваю. Я никогда раньше не вела себя так с мужчиной. Хочу, чтобы вы знали, какой для вас комплимент, что я могу это делать.

– А я хочу сказать вам, что вы можете разговаривать со мной о чем угодно, – откликнулся я.

Снова этот взгляд. Она в смущении покачала головой.

– Что такое? – спросил я.

– Я скучала по вам, – сказала она.

Я не смог удержаться от улыбки, уловив в ее тоне изумленные нотки.